Первый шпион Америки

Капитан Брауде, прошерстив списки жильцов злополучной четырнадцатой квартиры, узнал, что того бородача с бледным лицом в гимназической шинели зовут Семен Головачев. Павел не сомневался, что Головачев один из активнейших агентов Каламатиано и мешкать тут нечего: бородача-гимназиста надо взять, перевербовать, и тогда Военкон-троль будет получать информацию прямо из логова врага.

Брауде заготовил ордер на арест Головачева и зашел подписать его у Тракмана, заодно поделившись с ним своим блестящим, как ему показалось, планом.

— А почему вы думаете, что этого Головачева удастся перевербовать? — осторожно спросил Трак-ман.

— Я его видел, этого интеллигентишку-гимназиста! Лицо бледное, борода клином, глаза так и бегают, точно кур воровал! Прижмем с Синицыным, и будет как миленький работать!

— Как его зовут? — переспросил Тракман.

— Семен Василич! Ему лет тридцать, не больше. Сопляк-недоучка!

Тракман снял трубку и попросил соединить его с Петерсом.

— Марк Тракман беспокоит… Привет!.. Слушай, Головачев Семен Васильевич — не знакомо тебе такое… — Тракману договорить не дали, видимо, Петерсу этот фрукт был тоже известен. «Вот так всегда, — подумал Брауде, — только языка на фронте выудишь, а его уже полковая разведка хватает и выдает за своего. Так и с Головачевым. Теперь, конечно, они захотят себе его взять! Зачем только Тракман позвонил этому Петерсу!» — Понятно… Ну это бывает… Из фронтовой разведки… Да, конечно, надо теснее работать! Я разве против?.. Пока!.. — Тракман положил трубку.

— Что, себе этого Головачева забирают? — обиженно спросил Брауде.

— Семен Васильевич Головачев работает у Петерса, он чекист и старый большевик, к вашему сведению, товарищ Брауде. Поэтому теперь понимаете, к чему привела ваша возня вокруг четырнадцатой квартиры? Хорошо, что я внешне вспомнил Семена и засомневался. А так бы Под такой вы меня монастырь подвели… — Тракман сурово нахмурился и не сказал, под какой монастырь мог подвести его Брауде, но по его глухохгу покашливанию Павел понял, что лучше этот вопрос начальнику Военконтроля не задавать.

Но этот казус не выбил Пашу из седла. Наоборот, он стал осторожнее и деликатнее организовывать слежку, ведя объект метрах в десяти — пятнадцати. И выследил-таки встречу Каламатиано, Локкарта и Пула в кафе «Трамбле» на Цветном бульваре.

Когда Каламатиано с его друзьями ушли, Брауде подошел к официанту и, показав удостоверение Военконтроля, допросил его, заставив выложить все, что он знает о греке. Оказывается, Каламатиано был за последнее время в кафе три раза: первый раз с военным, который почему-то набрал кучу всяких соусов, потом с англичанином, который интересовался в основном проститутками, а звали его Сид, то есть Сидней. И это третье посещение. Брауде сразу же уцепился за военного. Но как его звали, гарсон не запомнил, на вид ему за сорок, крепкий, голос густой, командирский.

На следующий день Брауде поделился скромными успехами с Синицыным.

— Жаль, что имя этого военного официант не запомнил! Но я думаю еще раз потрясти этого гарсонишку, чтобы он набросал мне словесный портрет военного. Или нарисовал. Как считаешь, стоит?

— Что это даст? — стараясь казаться равнодушным, пожал плечами Ефим Львович, но легкий холодок все же пробежал по коже: этот Брауде пусть случайно, но слишком близко подобрался к нему. А сие совсем нежелательно. И Каламатиано хорош. Один раз заметил слежку и неплохо проучил этого пинкертона. А тут расслабился.

Пару дней назад Синицын встретился со своим приятелем из разведки Главного морского штаба. Они время от времени обменивались информацией, как бы негласно помогая друг другу. При новой власти этот обмен являлся еще и средством выжить. Кто знает, как поведут себя большевики завтра по отношению к старым военспецам, потому что учреждение института комиссаров, которые были обязаны как бы надзирать за командирами, смещение старых генералов на Царицынском фронте и замена их неким конником Ворошиловым сигнализировали о том, что не нужно строить иллюзии и рассчитывать на доверие большевиков. Сегодня они используют их от безысходности, а завтра, когда появятся свои кадры, вообще выкинут. И вряд ли отпустят на покой. Сошлют в места не столь отдаленные или вообще. шлепнут. В этом вопросе их мнения сошлись, и Синицын подумал, что его приятель вполне созрел, чтобы работать на Ксенофона. Но врожденная осторожность не позволила подполковнику даже заикнуться об этом: надо было все не раз еще взвесить, проверить, а вот так подставлять себя, не подготовив резервных вариантов, глупо.