Первый шпион Америки

— Здравствуйте, господин Каламатиано! — натянуто улыбнулся Ленин и тоже энергично пожал ему руку. — Слышал о вашем Бюро. Как вам у нас работается? — спросил он на хорошем английском.

— Неплохо, — улыбнулся Каламатиано.

Ленин выдержал паузу, не зная, как реагировать на этот ответ. Но сквозь привычный прищур блеснули холодные искорки.

— Значит, клеветников еще много, кто приносит вам прокисшую похлебку о нашей жизни! — задиристо произнес он. — А это говорит о том, что мы еще работаем плохо, либеральничаем и пытаемся спорить с теми, с кем нужно разговаривать на другом языке. Стоит об этом подумать, Лев Давыдыч!

— Вы пообедаете с нами, Владимир Ильич?

— Нет, я еду в Кремль и буду там. Когда освободитесь, то зайдите ко мне, мне надо обсудить с вами ряд вопросов. Приятного аппетита! До свидания, господа!

К Ленину уже подбежал Свердлов и на ходу стал что-то ему докладывать. Даже эта короткая встреча произвела на Каламатиано неприятное впечатление: заносчивый, самоуверенный и просто хамский субъект, точь-в-точь как тот матросик у входа, с той лишь разницей, что бескозырщик не говорит по-английски. Каламатиано даже не захотелось больше есть этот вонючий, пахнущий воблой супчик. Но производить подобную демонстрацию было бы слишком грубо.

— А как дела на Волге? — стараясь сгладить неприятный осадок от этого бесцеремонного вторжения Ленина, поинтересовался Локкарт.

— Мы разгромим Деникина и Царицына ему не отдадим! — безапелляционно сказал Троцкий. — А что касается попыток Антанты развязать внешнюю интервенцию против нас, то я хочу напомнить вам, господа, что однажды французы уже пытались овладеть Россией, вошли даже в Москву, но, как вы помните, потом драпали так, что только пятки сверкали. И это стало закатом наполеоновской империи. Пусть ваши политики не совершат той же роковой ошибки.

Снова подбежал Свердлов, вытащил Троцкого из-за стола, что-то прошептал ему на ухо. Троцкий нахмурился.

— Извините, господа, но я вынужден вас покинуть. Меня срочно вызывают в Кремль.

И он, козырнув, убежал следом за Свердловым. Каламатиано оглянулся: обеденный зал почти мгновенно опустел.

— По-моему, что-то случилось, — сказал Ксенофон.

Официантка принесла второе: та же вареная картошина, и два кусочка селедки с куском черного хлеба.

— Извините, но мы тоже уходим, спасибо! — сказал ей Каламатиано.

Локкарт осилил лишь половину своей порции супа, Ксенофон и того меньше.

— Извини, я не знал, что здесь так отвратительно кормят. Зато будет о чем написать в Лондон. Эту информацию тебе бы не принес ни один агент, — улыбнулся Роберт.

— Если ты имеешь в виду вкусовую, то тут ты прав. Подобной гадости мне пробовать еще не приходилось: рисовый суп, пахнущий воблой, а что касается того, что вообще едят в Кремле, у меня есть подробное изложение этой необычной гастрономии, где счет ведется в золотниках и фунтах, и поверь, питаются не только не хуже, чем мы, а в чем-то и лучше. Это же все показное, Большой театр, и все в нем — большой театр, как этот вонючий суп и селедка. Ленин, естественно, вырос из показного демократизма, но Свердлов и Троцкий решили поиграть в него, показать народу, что они вот вместе с пролетариатом едят этот супчик да похваливают. Правда, с половины обеда смылись, не выдержали.

— Наверное, действительно что-то случилось, — проговорил Локкарт. — Ведь не только они ушли.

— Может быть…

Они вышли из здания Большого театра. День был жаркий, солнечный! а они оба вырядились в строгие костюмы и теперь то и дело вынимали платки из карманов, чтобы вытирать пот.

Прямо напротив Большого останавливался трамвай. и многие из делегатов бросились атаковать вагоны. Локкарт с Каламатиано остановились, не зная, что делать: то ли ждать следующего, то ли пойти пешком. Сверху, от Лубянки, к театру бежала возбужденная группа чекистов, и Роберт с Ксенофоном стали гадать, что же случилось. Подошли Рене Маршан и Жак Садуль во фраке и цилиндре, поддерживая за локоток княгиню. Последняя вообще еле держалась на ногах, ибо все увиденное настолько ее потрясло, что она даже не знала, как ей себя вести после случившегося.

— Что происходит? — спросил Локкарт, кивая на чекистов, бегущих в Большой.

— Мирбаха убили! — радостно объявил Садуль, и лицо княгини помертвело от этого сообщения, а капитан улыбался, как именинник, точно сам принимал участие в этой акции.

— Вашей даме, кажется, плохо, господин Садуль, — заметил Каламатиано, и лишь после этого капитан, обратив на нее внимание, отвел ее на лавочку.

— Когда это случилось? — спросил у Маршана Локкарт.

— Полчаса назад.

— А откуда вы знаете? — У Локкарта тоже вытянулось лицо от этого известия.

— Есть такие службы, которые все знают, — поддел Маршан Каламатиано. — Вечернего заседания, скорее всего, не будет, так что вы правильно сделали, что уходите. А оставаться там теперь небезопасно, — Рене кивнул на здание театра. — Убийство совершено по постановлению ЦК левых эсеров, поэтому может начаться заварушка.

— И что теперь? Разрыв Брестского мира? — спросил Локкарт.