Первый шпион Америки

— А вы не выяснили, как Ленин с Чичериным отнесутся к созданию такого Бюро? — спросил посол Дэвид Френсис, когда Пул с Саммерсом приехали в Вологду доложить о своей инициативе.

— Я уже проинформировал об этом товарища министра иностранных дел, сказав, что мы вынуждены организовать такое Бюро из-за полного запрещения всей прессы, кроме большевистской. И сказал, что мы будем нанимать для этой цели и российских агентов.

Френсис выдержал паузу, взглянул на Саммерса, который в последнее время постоянно испытывал недомогание, но по дороге просил об этом не говорить Френсису. Его старый друг расстроится и будет настаивать на его отъезде, а сейчас совсем не время менять консулов. «Сейчас именно такое время, — подумал про себя Пул. — Если б меня заменили, я бы вприпрыжку побежал».

— Надо было потоньше все это сформулировать и не дразнить заранее красных гусей, — тяжко вздохнул Френсис. — Они могут организовать такую плотную опеку, до вы взвоете и не сможете нормально работать.

Пул, почувствовав, что допустил оплошность, тотчас перевел разговор в другую плоскость, сообщив, что нашел прекрасного организатора для такой службы, и назвав имя Ксенофона Каламатиано. Дэвид Френсис хорошо знал этого русско-греко-американского бизнесмена и всегда восхищался его расторопностью и деловыми качествами.

— Но он совсем не обучен этому ремеслу, — деликатно напомнил Френсис. — Я не сомневаюсь в его благонадежности, но одно дело капитан Пьер Лоран у французов, профессиональный разведчик, имеющий немалый опыт, или Джордж Хилл у англичан. Все-таки это довольно тонкое и опасное занятие, требующее специальных навыков. Имеем ли мы право подвергать сугубо гражданского человека столь нелегким испытаниям? Он, кажется, женат…

— Да, и есть сын, — добавил генконсул в Москве Мэдрин Саммерс, всегда принимавший в разговорах такого рода сторону Френсиса, с кем он дружил уже много лет, но сейчас, кашлянув, он заметил: — Кое-какой опыту Каламатиано все же имеется и хорошие задатки к этому делу.

— Я понимаю ваши опасения, господин посол, — улыбнулся Пул, — но тут есть и свои выгодные стороны. Пьер Лоран значится во всех шпионских картотеках мира в фас и профиль, и с какой бы миссией он ни приезжал, все знают: это шпион. За Каламатиано такой репутации нет, значит, ВЧК или Военконтролю будет сложнее его разоблачить. Поверьте мне, я хорошо знаком с нашим другом, и если б мне не представили его как торгового агента, я бы принял его за разведчика. Есть люди, которые самой природой созданы для подобного дела. Немногословен, умеет слушать, входить в контакт, очаровывать, обладает мужеством, решительностью, умом, причем прекрасным аналитическим умом, он в полной мере наделен тем талантом, которым мы, господа, увы, не наделены и в десятой доле!

— Относительно таланта вы переборщили, — улыбнувшись, заметил Френсис. — Возьмите полковника Робинса: если ему нужно, он незрячего убедит в том, что тот хорошо видит!

Саммерс рассмеялся.

— Вы очень точно подметили: если ему нужно! — закивал Пул. — А Каламатиано весьма исполнительный и дисциплинированный человек. Он будет работать под нашим строгим наблюдением и делать то, что мы считаем нужным. Полковник Робинс в этом отношении как та кошка, которая гуляет сама по себе. Он, по-моему, считает себя единственным представителем Америки в этой стране.

Пул знал, чем сразить Дэвида Френсиса. И теперь, произнеся последнюю фразу, Девитт заметил, как легкая гримаса отвращения проскользнула по лицу посла. Робинс своей бесцеремонностью, бурным темпераментом и нежеланием прислушиваться ни к чьим советам постоянно утомлял посла. В любой другой ситуации Френсис бы сделал все, чтобы удалить Робинса из страны, но при новой власти он терпел его выходки, потому что ни сам, ни Мэдрин, ни Пул не могли вот так запросто входить в Кремль, обедать с Троцким, Чичериным, Лениным и говорить все, что ему заблагорассудится. Ленин в сложных ситуациях обращался за советом именно к полковнику, а не к Френсису или Саммерсу, и с этим приходилось считаться. Но это и раздражало, ибо Робинс решал в этой стране за всех: за посла, консулов и самого президента Соединенных Штатов, о чем изредка их информировал. Но чаще всего он высказывал даже не мнение Ленина или Троцкого, а свое собственное, в чем не раз Пул убеждался, когда обращался за разъяснениями к Льву Карахану, заместителю министра иностранных дел. Это был его возможный по дипломатическому этикету уровень общения, чего вообще не существовало для Рея Робинса. Поэтому упоминание о нем как бы завершило обсуждение кандидатуры Каламатиано. Вторым претендентом мог быть только Робинс, но Френсис никогда бы не дал своего согласия на такое назначение.

Разговаривая с Ксенофоном Дмитриевичем, Пул вспомнил об этом-коротком разговоре с послом и посмотрел на молчащего Саммерса.