– Полиночка, да ты, видно, самогону перебрала! Ну что он может делать? Конфеты горстями поедает и папу ждет. Предупредил ребенок, что до двенадцати спать не ляжет, вот и не ложится.
– А я думала, вы у нас… То есть Нюшка у нас…
– Полинка, ты сама-то где? – встревожилась Женя. – Что-нибудь случилось?
– Ничего не случилось, – вздохнула Полина. – Просто замок сломался.
И, опустив подробности появления хозяина гарсоньерки, она обрисовала Жене ситуацию, завершив свой рассказ словами:
– В общем, все как всегда – левое ухо правой ногой чешу.
– Возразить нечего, – согласилась Женя и, по своему обыкновению, без лишних рассусоливаний, сказала: – Я могу приехать часа через три, не раньше.
– Ты? – удивилась Полина.
– Но Юра ведь до утра дежурит.
– А ты что, хочешь дверь ломать? – совсем уж глупо спросила Полина.
– Дверь ломать я не хочу, но это и без надобности: у меня ключи есть, – спокойно объяснила Женя. – Юра для меня дубликат сделал, когда мы в гарсоньерке жили.
Ее умение приводить мир в гармонию было просто потрясающим!
– Ой, Жень, – радостно завопила Полина, – так приезжай скорее!
– Через три часа, – неумолимо возразила она. – Придет Юра, мы с Ванькой его поздравим, потом он уснет, Ванька, конечно, не Юра – да, уснет, и нечего хныкать. – Это она произнесла явно для Ванечки. – Тогда я съезжу за ключами и вызволю тебя из плена. Подходит такой вариант?
– Подходит… – смущенно пробормотала Полина. – Жень, ты прости меня…
Только тут до нее дошло, что Жене придется ехать на Юго-Запад, где находится ее квартира, потом на Аэропорт… И все это в новогоднюю ночь, которую она и так, оказывается, проводит не в шикарном клубе, а в ординаторской Склифа.
– Я все равно отсюда к вам собиралась, – успокоила ее Женя. – Надо же Ваньку уложить когда-нибудь, да и подарки для него Дед Мороз утром к бабушке с дедушкой принесет… Ну, сделаю кружок, пробок-то нет, надеюсь. Спасу тебя, сдам Ваньку и в Склиф вернусь. Жди, страдалица рыжая!
– Дозвонилась? – спросил Георгий, когда Полина положила трубку.
Он все-таки допил первую рюмку, но больше не наливал – сидел, окутанный сизым дымом, и смотрел в одну точку тоскливыми, темными, словно бы тоже дымом подернутыми, только изнутри, глазами.
– Не волнуйся, скоро тебя от меня освободят, – ответила Полина.
– Я не волнуюсь.
– Да, что-то ты заторможенный какой-то, – кивнула она. – Полгода назад вроде поживее был. Где это ты, кстати, пропадал?
Он не ответил, и она не стала переспрашивать. Да ее это не слишком и интересовало.
– Полина, можно я лягу? – неожиданно попросил он. – Если покрывала жалко, то давай я его чем-нибудь застелю, а? И раздеваться не буду.
– Слушай, ты что, вообще без чувства юмора? – рассердилась она. – Покрывала ему жалко!
– Мне не жалко. Это тебе жалко, ты же сама сказала.
– Мало ли чего я сказала, – пробормотала Полина. – Хочешь – ложись на покрывало. Если не лень – постель в шкафу возьми, расстилайся. Подожди, я только родителям позвоню, – вздохнула она. – Представляю, что они мне скажут…
Пока она объясняла по телефону, что заболталась с подружкой – ну так получилось, пап, ну больше не буду, ну честное слово, ну приеду, конечно, только часика через три, а то тут такая веселая компания подобралась, прям жалко уходить! – Георгий стоял, отвернувшись, у окна. И что он там разглядывал, снег, что ли?
– Все, можешь устраиваться, – сказала Полина, положив наконец трубку. – Воспитательный момент окончен.
– А ты? – спросил он несколько виноватым тоном.
– А я самогонку и без тебя прекрасно допью. Или тебе самогонки жалко? – не преминула она съехидничать.
– Извини меня, – сказал он.
– За что бы? Замок-то все-таки не ты сломал, – усмехнулась Полина.
На кухне она выпила еще рюмку абрикосовки, предварительно с удовольствием ее понюхав, и села за стол, подперев подбородок кулаком. Никогда у нее такого Нового года не было! Сидит на кухне одна, пьет самогон, как последний алкаш, ни закуски, ничего… Ничего и никого, кроме совершенно чужого человека за стеной.
Самое удивительное было то, что при всем этом Полине было не скучно и не тоскливо, а даже почему-то весело. Впервые за последний месяц. Правда, есть все же хотелось зверски, но тоже, кстати, впервые с тех пор, как она ушла из дома на Соколе.
«Странно как, – думала Полина, – все ведь и правда по-дурацки, а мне легко, спокойно… Так и философом станешь запросто!»
Канонада за окном на минуту прекратилась, но тут же началась снова, только звуки ее стали какими-то ровными и легкими. Теперь они были слышны совсем рядом, прямо за стеклом, как будто рассыпались по оконному карнизу бесчисленные искры.
Полина подошла к окну, чтобы получше разглядеть, что это за новый вид фейерверка, и тут же поняла, что это не фейерверк, а метель.
Вечером снег стоял в воздухе серебряной пылью, а теперь он бился в окно, словно просил о чем-то – просил его впустить, и тосковал, и плакал, и за окном ни зги не было видно, сплошная метель.
От нечего делать Полина выпила еще абрикосовки и заглянула в комнату.