Первый, случайный, единственный

Пока они что-то делали вдвоем над Георгием, Полина стояла у них за спинами и грызла прядь волос так яростно, что то и дело приходилось сплевывать. Она забыла даже, что вообще-то боится вида крови, и наблюдала за тем, как Юра обрабатывает рану, накладывает тампоны с вонючим лекарством, бинтует… Непонятно было, больно ли Георгию. Он вздрагивал, но словно не от боли, а так, как и прежде, судорожно, и голова его так же моталась по подушке.

Впрочем, он успокоился, обмяк и, кажется, наконец уснул почти сразу после того, как Юра сделал укол.

– Все, рыжая, – сказал Годунов. – Видишь, братец у тебя Айболит какой.

– Полина, тебе здесь оставаться нельзя, – тем же незнакомым, жестким тоном сказал Юра, когда они вышли на кухню.

– Почему это? – удивилась она.

– Она еще спрашивает! – рассердился Юра. – Ты что, совсем ничего не соображаешь? Может, он бандит, с зоны сбежал! Здоровенный детина с огнестрельным ранением, никого рядом… Да он тебя одним пальцем прихлопнет, если захочет! Где он был полгода, кто он такой вообще, это ты хотя бы знаешь?

– Откуда? – пожала плечами Полина. – Зовут Турчин Георгий Иванович, я его паспорт видела, когда квартирами с ним менялась. Сашу какую-то звал, – вспомнила она.

– Почему какую-то? – пожал плечами Юра. – Может, какого-то.

– Да на педика не похож вроде, – сказала Полина. – С чего бы – какого-то? Руку мне так сдавил, что чуть не сломал.

– Вот именно… Нет, это только ты можешь черт знает с кем в одной квартире жить! – сердито сказал Юра. – Вечно у тебя все…

– Юр, а откуда у него огнестрельное ранение? – дипломатично не комментируя это высказывание, перебила Полина. – Он только в магазин выходил, да и то всего два раза, за едой и за замком.

– Это не теперешнее, – нехотя объяснил Юра. – Полугодовалой примерно давности, открылось просто. Но все равно, – решительно сказал он, – здесь тебе делать нечего.

Но уж на этот его тон она не поддалась. Еще не хватало!

– Да ладно! – Полина сморщилась, как будто съела лимон. – Тоже мне, нашел людоеда. Смотри, лежит смирненько, младенец младенцем. Ну Юр, надо же и совесть все-таки иметь. Живой человек, без сознания… – Она отлично знала, какой аргумент может показаться убедительным ее брату, и добавила: – Он мне, между прочим, ничего плохого не сделал. Наоборот, пустил, можно сказать, под крылышко.

– Хорошее крылышко, с дыркой от пули-то, – хмыкнул Юра. – Я же говорю, раздавит и не заметит.

– Не раздавит, – отмахнулась Полина. – Ты мне лучше скажи, что с ним делать, когда проснется? И почему он дергался так? Я, знаешь, подумала, он умирает. – Она вздрогнула, вспомнив это.

– Реакция у него такая на гипертермию, – объяснил Юра. – На температуру то есть. Ну, организм ослаблен – видишь, губы все в трещинах, – вот и реакция. Ваньке прививки поздно сделали, с ним такое же было. Тоже сознание потерял, судороги начались. Женя до смерти перепугалась, – улыбнулся он. – Говорит, Ваньку на руки схватила, выскочила на улицу, орала так, что со всех дач народ сбежался.

– Даже Женя? – удивилась Полина. – Ну, мне тогда сам Бог велел поорать. Правда, такого младенчика на руки не схватишь… Ладно, Юр, – решительно заключила она, – говори, что ему давать – лекарство там какое-нибудь… И не волнуйся, меня без пуда соли не съешь, ты же знаешь.

– Ты его самогончиком разотри, – подал голос Годунов. – Изнутри только, а то на пол лить – это, знаешь, роскошь излишняя.

– Не слушай его, – сказал Юра. – Никаким не самогончиком. Дай чаю с лимоном, и побольше, а я отдежурю и вечером зайду. Ему антибиотики надо поколоть, да и вообще… Надо же все-таки разобраться, кто он и что он.

– Правильно, – обрадовался Годунов. – Самогончик я лучше с собой прихвачу, небось не обидится болезный-то. Ишь, духовитый какой самогон, прям как в саду под деревцем выпиваешь!

Дверь за ними закрылась. Полина вернулась в комнату.

Георгий лежал неподвижно, и вид у него был хотя и не жизнерадостный, но все-таки не такой жуткий, как полчаса назад. Лицо серое, губы и правда в глубоких трещинах, тени под глазами потемнели еще больше… Но дышит ровно, не мечется, уже хорошо.

Полина положила руку ему на лоб и почувствовала, что температуры тоже больше нет, или, по крайней мере, она не такая высокая, как раньше. Зато лоб был мокрый от пота, а когда она откинула одеяло, то оказалось, что и весь он мокрый, как будто его облили водой. Надо было бы перестелить постель, но Полина не представляла, как это сделать – как приподнять его или перевернуть, такого огромного. Да она и боялась его переворачивать: вдруг опять пойдет кровь?

Она достала из шкафа чистое полотенце и стала осторожно вытирать Георгию шею, грудь, живот… Вдруг он вздохнул – даже не вздохнул, а, ей показалось, всхлипнул, горестно и как-то жалобно. Полина быстро наклонилась к нему и тихо спросила:

– Что, Егорушка?

Он, конечно, не ответил. Она провела ладонью по его щеке, и он вдруг повернул голову – так, что ее ладонь оказалась у него под щекой, – и потерся щекой о ее ладонь…

«Он же спит, – подумала Полина. – Просто спит, ничего не соображает, что делает… Что ему снится, интересно?»