Первый снег

– Понятно, дядя Рассвет, я поесть приготовил, пройдемте на веранду, уже накрыто.

Сидя за столом и обедая, Рассвет отметил для себя, что уже как-то привык к своему гостю и, хотя общества Джека и книг в его библиотеке ему раньше было достаточно, Джек не смог бы так сервировать стол при всем своем собачьем рвении, да и все же втроём веселее, подытожил он и принялся за вкусный салат.

– А чего это так сосед пристает? – оторвал его от мыслей Арс. – Денег много у него что ли?

– Не знаю, – ответил Рассвет, – вроде, сына хочет женить, и хочет, чтобы тот жил рядом, под родительским оком, так сказать, а насчет денег – я чужим людям в кошелек не заглядываю.

– Я не по этому, просто ты сказал, что давно хочет купить твой дом и раз ты ему отказал ранее, то я и подумал, почему так назойлив? Может, объяснить ему?

Рассвет укоризненно посмотрел на него и ответил:

– Это ведь сосед мой. Никогда не ссорился с соседями, а дом мой записан на мою супругу, и сосед знает, что, когда я умру, то он сможет купить его у моей жены, поэтому он будет терпеливо ждать. Я его хорошо знаю. Давай закончим об этом, я хотел бы тебе сказать, что, разговаривая с Раей-хозяйкой ларька, когда я спросил её о тебе, она сразу определила тебя как человека с волчьим взглядом. Поэтому тебе надо больше работать над собой, читай книги, гуляй в саду, работай в теплице и во дворе (это помогает), улыбайся чаще.

– А кому улыбаться, – обиделся Арс, – Джеку? Тот мою улыбку воспринимает как вызов и начинает в ответ рычать. Если бы он не был обучен тобой, я вообще боялся бы выходить во двор. С детства боялся собак, – признался Арс, – а перед зеркалом я улыбаюсь, самому себе, правда, так что оценить не могу.

– Ну ладно, – примирительно сказал Рассвет, – время лучший лекарь. Завтра собираюсь встретиться со своим бывшим подчинённым, хороший парень, он мне в два счета найдет учителя твоего.

– А кто этот человек? – насторожился Арс.

– Мой бывший сотрудник, пришел на службу двадцатилетним парнем после армии, помогал я ему, и сейчас в милиции, вроде, на хорошем счету.

– А он не сдаст меня? Или учителя? Я ведь не знаю, с какими бумагами ходит Мазгар, да и сам знаешь, верить слову милиционера опасно. Ты ведь лучше меня знаешь структуру, в которой служил. У вас ведь стучат друг на друга, как дятлы в брачный период по дереву.

– Не сдаст, я его хорошо знаю, он прежде всего горец, а потом милиционер, это я тебе стопроцентно говорю.

– Ну ладно, дядя Рассвет, вам виднее. Может, он мне с документами поможет? Я бы на работу устроился, денег бы заработал, а потом, может, смог бы не докучать тебе своим присутствием? Спросишь его?

– А почему бы и нет? Спрошу. Время нынче странное, непонятное. Не знаешь, чего ожидать завтра, не знаешь уже, где черное, а где белое, где добро, а где зло.

– А я думал, Рассвет, что вы уж точно знаете, зачем живете. Помните, когда мы приходили к вам на соболезнование, уже не помню, сколько лет прошло, двадцать пять, наверное, по сыну вашему Руслану, который погиб в Афганистане, вы тогда запретили плакать родственницам и прогнали муллу, который пришел читать молитвы. Вы и сейчас так думаете или нет?

Рассвет вздрогнул, чего-чего, а такого больного вопроса он от Арса не ожидал, да и тот, судя по всему, понял, что затронул что-то очень больное и спрятанное где-то глубоко-глубоко и попытался было перевести тему, но Рассвет, молчавший уже больше минуты, вдруг произнес: