Первый среди крайних

Вытрясая дурь из головы, он вскочил. Арика отдувалась, ей не до него. Надо отвлечься. Верест осторожно сунулся за разбитый простенок. Посреди пола провал, в дальнем углу подозрительная груда. Он оглянулся. Арика на месте, глазки закатила. Прощупывая ногой половицы, он вошел в комнату.

Скелет безусловно принадлежал человеку. Сидел себе мирно в углу, развалив худые косточки, и загадочно улыбался. Одежды истлели тысячелетия назад, осталась штуковина на запястье.

Патологическим страхом к древним костям Верест не страдал. Присел на корточки. Скелет попался изрядно фрагментированный. Кости распались. Таз лежал отдельно от туловища. Он коснулся штуковины на запястье. Браслет? Испугавшись, отдернул руку – под действием возмущающей силы предплечье сломалось в суставе и рассыпалось. Браслетик остался в руке. И вдруг замигал – свечение пронеслось по мягкому металлу. В руке потеплело.

«Квазиживое устройство, – придумал он с ходу понятие. – Реагирует на хозяина. Здрасьте говорит».

Он слышал про такие штуковины. Браслеты-хамелеоны, оберегающие хозяев и попутно служащие оружием. Их украсть нельзя – при живом хозяине браслетик живо тебя доконает. Можно находить, дарить, покупать, снимать с покойников… Счастливчики, благополучно вышедшие из Орханта, иногда бахвалятся такими вещичками, но, как правило, в кругу особо доверительной публики – злоумышленнику не составит труда снять вещичку с трупа.

Он поиграл браслетиком на штанах. Получился серый цвет. Положил на окно – теперь кирпичный. Надел на запястье – телесный. Даже не заметно, легкое вздутие на руке. Вставил в штуковину пальцы – увесистый кастет. Вытянул в длину – нож с коротким, но острым лезвием. Загибать спиралью побоялся – а вдруг газовый ключ получится? Нацепил на запястье взамен утраченных часов – носить будем…

– Эй, страдальцы! – вломился в хоровод мыслей охотник. – Размечтались? На дорогу, и бегом!

Он опомнился. Надо же так, с головой ушел в тему.

– А ну, подъем, девчонка! – он метнулся в проем, схватил Арику за руку. – Совсем забыла, где находишься?..

Пока бежали, Толмак объяснил, что пуляющая лучами штуковина не имеет отношения к городу мертвецов. Просто ехала по дороге. Явление нечастое, но всегда встречающееся в самый неподходящий момент. Дальние родственники шаровых молний, аккумулирующие мысли убитых ими людей, носятся, как ошалелые, по всему Орханту, и поди пойми, что у них на уме. Следуют четко в однажды избранном направлении, но в редких случаях разворачиваются – кто знает, вдруг и эта гадость к ним привяжется?

Задыхаясь, они выбежали из города и под протяжный хохот из дозорной башни рванулись в лес. Махнули через строевой сосняк, кустарник, выбежали на поляну и встали, испытав новый шок.

На этот раз приятный. Посреди поляны, застряв колесом в канаве, стояла сбежавшая тачанка. Вытягивать себя из западни конягам, очевидно, надоело. Двое меланхолично щипали травку, а третий тряс гривой и одобрительно косил на вернувшихся хозяев.

Подарок судьбы, конечно, знатный. «Не вписывается ли это в схему моего везения?» – озадачился Верест, наблюдая за реакцией команды. Арика, рыдая, как дитя, обнимала жеребца за шею, Прух отбрасывал коленца, а Толмак ковырялся в повозке, прикидывая ее ездовые качества.

Мешки оказались в сохранности, арбалет с карабином валялись под лавкой, но на этом положительные моменты обрывались. Развить былую скорость тачанка уже не могла. Левый борт отсутствовал; правое заднее колесо согнулось восьмеркой, а вся конструкция корпуса практически распалась на фрагменты.

Пришлось заняться ремонтом несущих частей. Но и после «косметики» живучесть этой стреляющей телеги оставляла сомнения. Выбора не было – воспоминания о пешей прогулке вызывали в лучшем случае икоту. Поднатужившись, сняли телегу с «ручника» и под уздцы повели лошадей к дороге.

Ехали медленно, на божьей молитве, объезжая колдобины и заросшие чертополохом ловушки. К наступлению темноты за бортом осталось криллов сорок-пятьдесят. Раза два по столько одолели до города мертвых, элементарный расчет подсказывал, что Змеиный хребет не за горами. С продвижением к югу менялась растительность: северные сосны попадались реже, уступая место причудливым широколистным с «завязанными» стволами и хаотичным переплетением скученных у вершин ветвей. Зеленые рощи чередовались кустарниковыми пустошами, встречались болота с благоухающими аммиаком окнами. Менялся и животный мир, не становясь, однако, более дружелюбным. Из гнилых топей неслось подозрительное чавкание, краснокожие змеи оплетали стволы древовидных, шипя и извиваясь, звенел гнус. Неправильные пчелы размером с небольшие боеголовки вились вокруг гигантских цветов с лиловыми чашками. Бутоны, словно локаторы, поворачивались вокруг цветоножки, наблюдая за проездом повозки.