– Да, случалось. Думаю, и сейчас случается. Не стоит принижать молодёжь, среди них много достойных людей и тех, кто ими, так или иначе, станет. Должен признаться, я и сам не так давно был о них не лучшего мнения, но наши молодёжные организации убедили меня в обратном. Не могу сказать, что возродил советских пионеров и тимуровцев, да и не хотел, наверное. Слишком близко к политике. Но кое-что я оттуда почерпнул. А когда к этому кое-чему присоединились современные технологии…
– Аааа! В сети уже начали поговаривать о ваших МУРах2. Кажется, вам даже уже сделали предложения некоторые серьёзные компании. Неофициально, конечно.
– Не мне. Орден исполняет лишь функцию арбитра по просьбе уже небезызвестного вам мецената.
– Того самого, который открыл клинику?
– Именно. Так вот, он решил, что для решения спорных вопросов при начислении Молодёжной Уличной Репутации, или просто МУРов, требуется кто-то неподкупный.
Максим, словно его наконец озарило, прищёлкнул пальцами и ткнул в сторону Инока пальцем:
– Точно! «Неподкупные» – то самое качество, на котором выстроен ваш Орден! – москвич хлопнул себя по лбу, наказывая за несообразительность. – Вся ваша репутация и все ваши проекты, это же очевидно. Вы противопоставляете себя политическим партиям и остальной церкви именно своей неподкупностью. Этакие бессребреники! Нет, не этакие, а настоящие!
– Не совсем так, – не стал спорить Инок. – Мы принимаем пожертвования и не отрицаем необходимости капитала для строительства чего бы то ни было. Но вот слово «аскетизм» для нас священно. Состоящие в Ордене, будь то его глава или послушник, не имеют права иметь собственность. Необходимое предоставляется Орденом и только Орденом. Нельзя иметь даже счёт в банке. Мы живём в стенах монастыря, питаемся, отдыхаем, спим. Всё на виду. Но это лишь следствие. Причина в том, что все посвящённые в Орден отвергают ценность денег, осознавая, что это инструмент порабощения. В Ордене нет рабов.
Обычные члены ПРЦ интегрированы в общество. С одной стороны, это позволяет быть понятнее для обывателей и лучше их понимать, но, с другой, подвергает присущей обществу «коррозии». Это работники… или рабы, но не служители.
Орден же состоит только из людей, которые решили полностью посвятить себя общественному благу. Поэтому им приходится полностью отказаться от всех благ общества.
Далеко не каждый так сможет. Но именно это отречение – залог способности менять общество к лучшему. Быть примером. И словом, и делом. Всё время, а не только перед объективом камер. Давным-давно это было в порядке вещей, но со временем суть исказилась. Со временем, к сожалению, наполненный смыслом ритуал всегда превращается в традицию. А традиция, в свою очередь, – в развлечение.
– И как вы контролируете финансовые потоки? – Максим достал блокнот и, взглядом спросив разрешения, начал делать пометки и записи.
– Все пожертвования в Ордене хранятся на трёх официальных счетах. Информация о них находится в открытом доступе. Все пожертвования делаются лишь в трёх физических местах и только наличными. Если хочешь сделать доброе дело, нужно его сделать, а не нажать автоплатёж на телефоне. Все пожертвования считаются там же, сразу, при любых желающих понаблюдать. Провести аудит не составит труда даже ребёнку.
Надо заметить, сначала люди или стеснялись того, что могут отдать лишь малую толику, или же, напротив, кичились своими дорогими подношениями, но увидев, что Орден принимает любую помощь с одинаковым уважением, а проявляющим тщеславие деньги незамедлительно возвращаются, люди начали вспоминать, что их желание помочь само по себе важнее предрассудков и пороков.
Отследить и показать, на что именно уходят собранные пожертвования, уже не так просто. Здесь прозрачную систему не создать: слишком много ступеней. Но это уже и не требуется.
Люди научились доверять Ордену.
Требуется серьёзная операция? Заходи в «Милость». Нужна работа? Орден поможет. Попал в непростую историю? Инок рассудит. Мы изо всех сил стараемся быть примером. Но нам не хватает очень важной вещи. Той, на которой всегда основывалась любая вера. Той, без которой Орден не сможет существовать хоть сколько-нибудь долго.
Максим прищурился, глядя на монаха. Кажется, он догадывался…
– Чуда, – репортёр не сдержал лёгкой улыбки, но Инок был абсолютно серьёзен. – Две тысячи лет назад произошло последнее чудо, в которое верят люди. Даже будучи посвящённым церкви, я не могу быть уверенным, что тогда произошло именно то, что описано в книгах. Книги пишутся людьми, а люди могут ошибаться. Но важно даже не это, а то, что вот уже две тысячи лет, чудес не происходит.
Я бы мог сказать, что со мной говорит Бог и что я инструмент в его руках, который подарит этому миру новое чудо, но Бог со мной не разговаривает. Так же, как не разговаривает ни с кем другим, как я думаю. И я не знаю, почему, – так же, как никто этого не знает.
Мы можем смиренно ждать. Мы можем верить и шептать молитвы, но Орден – это ведь не только Слово; это ещё и Дело, его подтверждающее.