Первый толчок

Голоса остались далеко позади. Осман, прижав ладонь к груди, успокаивая сердце, перешел на шаг. Вспомнив, как унижался перед Солтаном, застонал. На пороге дома привел одежду в порядок, крепко растер лицо ладонью, чтобы ничто не выдало его, если Алыш вдруг проснулся от криков. Но Алыш спал. И вот чудеса: спал спокойно, словно шум потока, хлынувшего из колонки, донесся сюда и убаюкал его.

…Родник ожил. Вновь вытекали из горы проворные струйки, бежали, словно прозрачные ящерки, по каменистому ее боку к подножью, а оттуда по трубам в чашу. Вновь из маленького грота на площади перед платаном неслась звонкая, булькающая песня. И хотя стояла уже поздняя осень, песня была весенней — мелодия разбуженной воды.

Алыш повеселел. Дразнить его перестали, наоборот, спрашивали с уважением: «Ты волшебник, что ли, парень?»

Осман старался не встречаться с Солтаном, завидев издали, переходил на другую сторону улицы. Стыдился.

О том, что случилось в Гарагоюнлу в тот памятный день, толковали по–разному.

Одни считали причиной оползня землетрясение, которое действительно произошло в это время где–то далеко на юге. Другие уверяли, что дело здесь — в самолетах, которые порой пролетали высоко над горами, да в грузовиках, громыхающих по улицам селения. От тех, мол, дрожит воздух, а от этих — земля! Где уж ей, бедняжке, выдержать!

О колонке, из которой постоянно текла вода, подмывая склон, не вспоминали. Наверное, потому, что теперь колонки не стало: она лежала у подножья, погребенная под обломками скал.

А Меси–мудрец продолжал твердить свое:

— Нет, это был аджаха! Настоящий аджаха!

Никто не знает, что имел в виду старик.

Никто не знает, что ищет, пролетая над озерными камышами, неведомая нтица анадиль, оглашая ночную тишь тревожным постоянным криком: «Нашел ли?», «Нашел ли?» и отвечая себе: «Не нашел!»

Роман–газета № 23

№ 23(957) 19 8 2