Первый ученик

– А ты, Макс? – вдруг спросил Самарский, останавливаясь и доставая карту.

И снова взгляды, снова молчание, слишком явное, слишком осязаемое, чтобы списать на воображение. Лишь Леха состроил дебильную рожу, сведя глаза к переносице. Артем нахмурился.

– Мне плевать, – ответил парень.

Афанасьева фыркнула, сейчас в ее руках не было учебника, так что она предпочла просто отвернуться.

– Долго еще? – спросил Васька Кузнецов, еще один неразговорчивый парень, правда, не вызывавший в людях тех чувств, что Грошев. Может, из-за добродушного широкого лица, а может, из-за готовности помогать. Все знали, если попросить Молчуна о помощи, то он не откажет.

Группа остановилась. Шесть мужчин, три девушки и девять рюкзаков с водой, сухим пайком и аптечками первой помощи.

– Здесь мы сходим с тропы, – сказал Самарский, указывая на северо-восток. – Час до Трепетного ручья, потом вверх по течению еще два, и мы выйдем на южную окраину Солнечного.

Макс задрал голову, солнце висело прямо над головой, на склоне не росло ни одного деревца. Прогулка будет жаркой.

К ручью они добрались даже раньше, чем планировали. И без происшествий, если не считать жука, забравшегося в волосы Афанасьевой. Она стойко держалась почти всю процедуру извлечения, хотя Макс сразу достал нож и предложил срезать вместе с головой… тьфу, прядью.

По столь значительному поводу Артем объявил десятиминутный привал. Девчонки прыгали вокруг Ленки. Игрок – вокруг Натки. Дан бросил вещмешок на землю и сел рядом. Самарский решил пройти чуть выше по течению, чтобы наметить путь.

Ручей Трепетный был достаточно широким, чтобы претендовать на звание речушки. Изгибаясь, он полз по склону, огибая деревья и кусты, изредка натыкаясь на валуны, подныривая под камни. Макс скинул ботинки, сел на берег и окунул ноги в воду. В первый момент от холода даже перехватило дыхание – такой ледяной она оказалась. Трава на берегу была сочной и высокой, практически скрывая его от сокурсников. Дно, усыпанное округлыми разноцветными камушками, прекрасно просматривалось. Грош закрыл глаза, откинулся на спину и позволил себе несколько минут ничего не делать.

Из задумчивости его вывел тихий всплеск. Грош приподнял голову и, прищурившись, посмотрел на ручей. Сонливость слетела с парня в один миг. Он вскочил и побежал по воде, не обращая внимания на брызги, оседавшие на брюках. В траве, наполовину погруженное в воду, лежало тело. Черная форма, пегие, неопределенного цвета волосы и залитая кровью рана на макушке. Течение у берега окрасилось красным.

Он подхватил упавшего, перевернул и выругался. Сенька Соболев. Еще минуту назад он слышал его голос, парень пытался что-то настойчиво втолковать Молчуну, изредка вставляющему реплики.

Рука дрогнула, когда он приложил пальцы к шее. Грошев облегченно выдохнул – под кожей уверенно бился пульс. Оглушенный ударом, он не успел полностью соскользнуть в воду.

Макс огляделся. Трава, кусты, справа большой валун, на котором веером осели брызги, когда Соболев упал, за ним корявая береза, сквозь листву мелькали черные пятна формы сокурсников. Засмеялась Натка, Игрок что-то сказал, и захохотали уже все. Берег пуст. Никого, кроме него и Сеньки. У самой кромки воды, рядом с колыхающейся от течения травой, лежал голыш. На первый взгляд ничем не отличавшийся от тех, что на дне. За одним исключением – на камне подсыхала кровь.

Парень осторожно взял его двумя пальцами и поднес к глазам. Главный вопрос: Соболев неудачно навернулся сам или камушек к его голове приложил кто-то другой? Их тут девять. Восемь, если вычесть Сеньку. Семь, если исключить себя.

Он услышал тихий звук и поднял голову. Там, где еще минуту назад лежал он сам, стояла староста Ленка. Девушка набрала в ладони воду, намереваясь то ли напиться, то ли умыться, но так и замерла с вытянутыми руками.

Соболев, которого он поддерживал, вдруг пошевелился и застонал. Афанасьева издала странный всхлип и попятилась. Девушка смотрела на камень в его руке, на кровь на нем, Сенька обхватил голову руками и, качнувшись, сел. Ленка открыла рот, чтобы заорать, и перевела взгляд куда-то Максу за спину. Ее глаза расширились, и парень понял, что сейчас заорет сам.

Он резко обернулся – лишенный опоры Соболев едва не опрокинулся в ручей.

– Что, черт возьми, происходит? – спросил Самарский. Он, как и Грош, снял ботинки и, связав их шнурками, перекинул через плечо, предпочитая прохладу ручья летнему зною.

Макс разжал пальцы. Все, включая Соболева, проследили, как камень опустился на дно. Кровь растворилась в светлой чистоте ручья.

– Урод, – простонал Сенька. – Ну все, Грошев, капец тебе!

– Да пошел ты, – огрызнулся Макс, поднимаясь.

Ленка испуганно переводила взгляд с одного на другого, но визжать вроде бы передумала. Соболев стал подниматься вслед за Максом. Лицо из белого стало зеленоватым, и он грузно осел обратно в воду, цепляясь за лодыжку и шипя сквозь зубы.

– Урод, – с надрывом повторил он, закатывая штанину, на светлой коже алел глубокий разрез.