Первый ученик

«Мы, Медведь и Коряга, клянемся выполнить такой договор: если первым будет Амоська, то я, Коряга, обязан на свой счет нанять лодку и два часа катать Медведя по реке. Если первым выйдет Мухомор, то Медведь обязан угощать меня три раза мороженым (не дешевле как десять копеек порция)».

Если Амосова или Мухомора вызывали к доске, все, как один, напрягали внимание. Кто раньше срежется? Кто лучше ответит? Кто победит? — этим жил класс.

Трудно сказать, кто больше радовался успехам Мухомора — он ли сам или его друг, Самоха. Как-то математик похвалил Мухомора. Самохин не мог удержаться, чтобы не сказать громко:

— Адриан Адрианович, вы не сердитесь, только я по совести скажу, что Токарев у нас во какой башковитый! Вы знаете, Адриан Адрианович, у него дома какая в воротах калитка? Калитку откроешь, а во дворе колокольчики — динь-динь-динь! Да так красиво. А это он их электричеством нашпаривает. Ток прямо от калитки — дзык! — и звенит. Я его спрашиваю: «Как это так?», а он говорит: «Наука». У них дома книжек полный шкаф.

— К чему вы это все? — удивился математик. Встал, сошел с кафедры и качнулся. Он опять был пьян, но гимназисты за последнее время уже привыкли видеть его в таком состоянии да и знали — последние дни Адриан Адрианович в их гимназии. Когда-то посмеивались над его нетрезвым видом, а потом и смеяться перестали… Любили его. Не за пьянство, конечно, а за то, что предмет свой вел он, не в пример другим, замечательно. Придет, бывало, в класс и начнет рассказывать, объяснять, да так увлекательно, так понятно. Знали гимназисты математику крепко, учились у Адриана Адриановича на совесть. Да и справедлив он был. Если распушит — значит, за дело. И это понимали, это ценили.

— Вот это учитель, — говорили о нем, — не то, что Швабра.

А когда Адриан Адрианович запил что называется горькую, ребята только головами покачивали. Правда, дисциплина стала хромать, стали гимназисты помаленьку злоупотреблять нетрезвым состоянием математика и позволять себе на его уроках то, чего раньше никогда не позволяли. Впрочем, границ не переходили, уважения к прежним заслугам учителя не теряли.

— К чему вы мне все это про Токарева рассказываете? — повторил свой вопрос Адриан Адрианович, глядя воспаленными глазами на Самохина. — При чем тут ворота и колокольчики?

— А к тому, — сказал Самоха, — что Мухомору меньше пятерки и не поставишь. Правда? Если бы я был учителем, так я бы ему полный ранец пятерок насыпал. Понимаете? — разошелся Самохин, благо, что пьяный Адриан Адрианович его не останавливал. — Понимаете, Мухомор у меня пятерки мешками домой таскал бы:

— А если мешок с дырочкой? — попробовал сострить Амосов.

Самохин нашелся, ответил:

— Через дырочку одна пятерочка выскочила бы и тебе, подлизе, досталась.

Почти весь класс засмеялся. Не мог удержаться, от улыбки и математик.

— Довольно, довольно, — стал успокаивать он Самохина. — Об одном жалею — сами вы пятерок не получаете. А когда-то… Эх, Самохин, Самохин, сколько я на вас надежд возлагал! Сколько я вас уговаривал: «Учитесь». Из вас бы второй Пифагор вышел. А теперь что? Ну что? Что, спрашиваю я, из вас будет?

Самохин нашелся, ответил:

— Учился и я когда-то…

И добавил:

Дела давно минувших дней,
Преданья старины глубокой.

— Адриан Адрианович, — поднялся вдруг с места Корягин, — давайте сегодня не учиться.

— Что? — удивился тот. — Что вы глупости говорите?

— Не учиться, — повторил Корягин. — Честное слово, сил нет. Смотрите, на дворе что делается. Солнце, небо… Давайте разговаривать.

— Бросьте, пожалуйста, — возмутился математик. — Какие могут быть разговоры во время урока? Тут год учебный кончается, а он с разговорами. Кстати, идите-ка к доске. Я вас давно собирался спросить.

— Ну вот, — опешил Коряга.

— Не надо, — поддержали другие, — дайте ему свободу.

— Чего — не надо? Какую свободу?

— Да заниматься не надо, — загорланили в классе. — Все равно послезавтра годовые отметки раздавать будут. Неужели вам жалко хоть один день в году просто поразговаривать с нами? Расскажите что-нибудь интересненькое, веселенькое.

— Да о чем разговаривать-то?

— Все равно о чем, лишь бы не учиться. Глядите, вон Лобанова уже ко сну клонит.

— То-то у него и двойка по алгебре, — вздохнул Адриан Адрианович.

— Расскажите что-нибудь из вашей жизни, — осторожно попросил Медведев. — Что вы делали, когда были маленький?

Математик распушил бороду и изумленно смотрел на класс.

Самоха спросил:

— Адриан Адрианович, вы были маленький?

— Нет. Вот так с бородой и родился. Что ты глупости спрашиваешь?

— А правда, что есть женщины с бородами? — спросил Коряга. — Даже в «Ниве» такая была нарисована. Сама женщина, а сама с большой бородой.