Первый удар

Леха неопределенно кивнул головой — ему не нравился наряд Жанны, на который ушло слишком мало ткани и слишком много денег. Зарубежные мастера ухитрились пошить платье таким образом, что держалось оно только на вершинах грудей, полностью открывая спину. Ниже пояса начинались изображающие подол ленточки, а на животе был сделан вырез, оканчивающийся там, где у приличных девушек начинаются трусики. Жанна по случаю выхода в свет надела трусики-стринги, которые предметом одежды считались только по накладным, а в реальности сзади прятались между ягодицами, а спереди были меньше фигового листка.

Подошел очередной кавалер, и Жанна поскакала танцевать. Леха задумчиво посмотрел ей вслед, опять подивился фантазии модельеров и набрал номер Башметьева.

— А, это ты, — восторга капитан явно не испытывал.

— Помощь нужна, — без предисловий начал Леха. — Девятнадцать грузовиков, на два дня, за наличные…

— Ты охренел совсем, Леха, нет у меня столько — праздники же, кто отдыхает, кто в поездке, давай через недельку.

— Через недельку поздно будет, надо завтра утром, послезавтра днем освободятся.

— А сколько платишь?

— По штуке за машину, с водителем. Риска никакого. Все — в черте города, приехать, постоять и уехать.

— Годится! Через часик позвоню, скажешь, куда машины подавать.

Вернулась Жанна. Стоя выпила очередную рюмку, на закуску поцеловала Кастета в нос, жарко прошептала: «Я тебя хочу!» — и потерлась грудью о его ухо.

Леха с удовольствием подумал, что предстоит тяжелая ночь.

* * *

Менеджер Григорий Сахнов положил трубку и потер виски, новости были плохие, очень плохие и совсем плохие. Череда плохих новостей началась с самого утра.

Уже несколько дней по городу среди своих людей кружили неясные грозные слухи о Больших переменах. Сегодня эти слухи начади превращаться в конкретную информацию — с самого утра звонили друзья и доброжелатели, большинство из которых втайне желали Гришке Сахнову долгой и мучительной смерти и со злорадством в голосе сообщали под большим, разумеется, секретом, что наступает Великая эпоха Господина Головы, теперь уже совершенно точно — наступает. Сроки назывались разные, но все сходились во мнении, что Господин Голова — уроженец Питера и позволит родному городу спокойно отпраздновать юбилей, а уж потом…

Что будет потом, и подумать было страшно — это конец Исаеву, конец исаевской империи и конец исаевским людям. Причем это будет не конец карьеры, подобная перспектива Гришу Сахнова не пугала — небольшой счет в банке да прикупленный по случаю шато на юге Бургундии давали возможность до конца дней вести безбедную жизнь простого французского рантье, даже не промышляя виноградарством и виноделием, к чему вообще-то располагали и крестьянская натура Сахнова и бургундские плодородные земли.

Нет, конец карьеры Григория Сахнова не пугал, страшила его смерть, слишком уж высоко он поднялся по лестнице, выстроенной Исаевым, чтобы остаться в живых.

Голова разболелась еще больше, таблеток никаких, конечно, нет, надо вызывать секретаршу, Полину, блин, Федоровну, у которой целый склад медикаментов на все случаи жизни — от геморроя до насморка, но видеть Полину Федоровну с больной головой было совсем невыносимо, и Сахнов начал копаться в ящиках письменного стола.

— Разрешите, — в кабинет вошла Нелли, посвежевшая, отдохнувшая, пахнущая дорогим парфюмом и ментоловыми сигаретами.

— Садись, — махнул рукой Гриша и продолжил рыться в столе.

Наконец, в углу нижнего ящика он нашел упаковку «Экстези», фирменного, привезенного им из Амстердама, а не забодяженного доморощенными химиками в грязном питерском подвале. Не считая, высыпал в ладонь, подумал, что многовато, сказал себе — да и черт с ним — и бросил в рот.

— Гриша, если ты по делу, то давай и я пойду, у меня ж выходной сегодня, я на свидание тороплюсь…

— Свидание отменяется, у меня трех девок сегодня в больницу отвезли, одна померла, сейчас позвонили.

Сахнов с ненавистью посмотрел на телефон — в старые времена такому вестнику давно бы отрубили голову.

— Работать сейчас пойдешь!

— Гришенька, давай завтра, у меня правда свидание, я, может, замуж собираюсь…

— Некому, ты понимаешь, некому сегодня работать! Словно с ума все посходили, очередь уже стоит, я стриптизерок всех по койкам рассовал. Сегодня вместо стриптиза джаз-банд какой-то играет, а ты говоришь — свидание! Как там, кстати, эта наша новенькая, Лена, что ли?

— Ленка-то? Нормально! У них с Гоги такой роман закрутился, ты что! Прямо Даниэла Стил какая-то…

— Вот бери Лену, с ней вдвоем на сессию и пойдете…

Сессии в стиле «садо-мазо» проходили в двух специально оборудованных залах на третьем этаже.

Один представлял собой камеру пыток в подземелье средневекового замка, с горящими факелами по стенам, цепями, кандалами, веригами и прочими приспособлениями по истязанию женской плоти. Две или три участницы сессии входили в пыточную в рубищах из мешковины и черных капюшонах на голове.