Первый удар. Книга 1. У водонапорной башни

Сам мясник принял известие о смерти жены как нельзя более равнодушно. Он и раньше не особенно стеснялся, а теперь и подавно. К тому же Жермена, сохранившая в полной неприкосновенности свои простонародные вкусы, могла только сбить с толку дочь, ту самую дочь, с которой он связывал столько тщеславных планов. Впрочем, чтобы не повредить себе в глазах покупателей, он с месяц не показывался в городском кафе. Так сказать, носил траур. Но зато дома не отказывал себе ни в чем, как будто и не было войны. Полетта сама не раз слышала его рассказы о пирушках. Мясник и несколько его приятелей запирались в столовой, где на сей случай плотно завешивались окна — отнюдь не от излишней стыдливости: они вдвойне наслаждались своим циничным обжорством, зная, что в городе нет даже хлеба.

Мясник ненавидел всех людей, кроме тех, перед кем он холопствовал. А его самого презирали даже финансовые дельцы и торговцы. И все-таки он держал лучшую в городе мясную лавку и его товар шел в лучшие отели, где останавливались министры и важные иностранцы.

Он бегал за бабами, всем это стало известно, был усерднейшим завсегдатаем злачных мест самого низкого пошиба, но когда он стоял за прилавком, ни один человек не догадался бы, кто перед ним. Подлинный артист! Он стоял, исполненный достоинства, безукоризненно степенный — само благоразумие и предупредительность…

И еще одна мука для Полетты — видеть в таком изобилии мясо и знать, что ее Анри уже давно забыл вкус мясного. Хорошо еще, что в магазине она бывала редко. Только вечером, перед самым закрытием, протирала там тряпкой красный кафельный пол. Но из кухни или из столовой ей было слышно, как хозяйки требовали грудинку или филе, слышен отрывистый стук топора по колоде, скрип весов, разговоры о ценах… У Полетты никогда не лежало на сковородке такого отборного мяса, и она, пожалуй, не сумела бы его как следует приготовить. Правда, раз в неделю хозяин выдавал ей безвозмездно кусок мяса — сверх платы за те четыре дня в неделю, когда она с полудня до вечера работала у них в доме. Но благодеяния мясника пугали Полетту — в эти минуты он был омерзителен.

С тех пор, как американцы водворились в госпитале, напротив, в мясной постоянно толкуют о них. Говорят о войне, о торговых операциях в порту, о предполагаемом прибытии американских судов с вооружением. Чего-чего только не наслушается здесь Полетта. И откуда все эти люди набрались таких мыслей, просто уму непостижимо! Когда она иной раз передавала мужу прогнозы политиков из мясной, он глубоко задумывался. Удивительно другое — иногда людей, совсем, казалось бы, далеких от рабочих по своим взглядам, простой здравый смысл приводит к тем же выводам, что и нас. Но заблуждаться не следует — в общем весь этот квартал за американцев; во всяком случае, те, кто против, не смеют заявить об этом вслух. В основном мясную посещали супруги морских офицеров, судовладельцев, богатых коммерсантов из старого города, супруги судейских чиновников и врачей; правда, вся эта публика поблекла и пообтрепалась — иначе дамы не стали бы сами ходить за покупками, — тем не менее они являлись в магазин с гордым видом, словно попали сюда случайно, брезгливо озирались, притрагивались к мясу только кончиками пальцев и говорили преувеличенно громкими голосами. Время от времени заходили две престарелые девицы, которые вскидывали к глазам лорнет с таким видом, словно разглядывали в микроскоп каких-то противных насекомых.

— Я слышала, что недавно американцы прогнали одного подрядчика, потому что работа шла недостаточно быстро. Верно это или нет? И какого подрядчика?

Действительно, американцы очень торопятся. По прибытии в город они поселились в госпитале Вивьен и сразу же переделали по своему вкусу это старинное здание, исторический памятник, который как раз незадолго до того решено было превратить в музей. Американцы сломали внутри все стены и перегородки, все ободрали и перекрасили, устроили роскошные канцелярии, понаставили повсюду телефоны. Сейчас они наглухо закладывают кирпичом все окна в двух первых этажах. Должно быть, боятся демонстраций. Несмотря на непомерную величину вывешенного ими флага, они чувствуют себя здесь не слишком уверенно. А «исторический памятник»? Для них это просто старый и грязный дом. Уж эти французы! Отсталый все-таки народ! Твердят о какой-то старине… Ясно, что пришельцам наше старье не по вкусу. И если американцы остановили свой выбор на этой французской развалине, то только потому, что она расположена далеко от рабочих кварталов.

— Прогнали подрядчика Пренана, мадам Дюкен.

— Ах, Пренана… Ну, и поделом! Он, кажется, при немцах очень старался…