Первый удар. Книга 3. Париж с нами

Это первые слова, которыми обмениваются докеры по пути в порт и у входа в него, спрыгивая с велосипедов и в темноте наугад пожимая друг другу руки. И в столовке, и даже у самого барака ЦБРС[1] — те же разговоры. Некоторые так никого и не встретили по дороге и только здесь могут наконец поделиться новостью.

Лишь немногие простачки, которые никогда ничего не знают, словно с луны свалились, наивно спрашивают:

— Кто? Кто прибыл?

Остальные хорошо понимают, о чем идет речь. Ведь за последние три-четыре дня, с того самого момента, как пушка была сброшена в море, события развивались стремительно. Не оставалось никаких сомнений, что все к этому и шло. Мы вообще живем в бурную эпоху. Посмотрите газеты: в понедельник — освобождение Раймонды Дьен, во вторник — победы народной армии в Корее, и тут же — выжженная американцами корейская земля; в среду — празднование годовщины основания Французской компартии на Зимнем велодроме и открытие Конгресса молодежи. А вчера: Плевен ставит вопрос о доверии и рядом — сообщение о кровопролитных боях в Индо-Китае, в районе Мон-Кая.

К прибытию американского парохода готовились и в самом деле ускоренными темпами. Кто-то правильно сказал еще тогда, в порту: пушка — это только пробный камень. Американцы зондировали почву… Уже на следующий день стало ясно, что они решили воспользоваться историей с пушкой в своих интересах. Был уволен крановщик Поль Гранэ. Пострадали и докеры, работавшие на разгрузке парохода: у Макса, Папильона, Мушкетера, Врена, а заодно и у Анри, отобрали докерские карточки — префект уже давно грозился это сделать. Другими словами: не хочешь работать на американцев или на войну в Индо-Китае — лишайся последнего — гарантийной заработной платы и всех так называемых «преимуществ», на которые имеешь право как квалифицированный рабочий.

— Я знал, что так будет, я же предупреждал Макса, — сказал Врен. Он не раскаивался, просто хотел, чтобы по достоинству оценили поступок, который ему так трудно дался…

Префект, словно намекая, что лишение карточек — только начало, а самое страшное еще впереди, и что это должно послужить уроком для остальных докеров, поместил в среду в местной газете, в отделе «Новости порта», следующее сообщение: «По всей вероятности, в скором будущем в нашем порту откроются вакансии, — ну и манера выражаться у этих людей! — Просят кандидатов на места квалифицированных докеров подавать заявления письменно в Центральное бюро найма рабочей силы, Северная набережная. Заявления будут рассмотрены и удовлетворены в соответствии с наличием свободных мест».

В четверг утром, когда докеры пришли отмечаться, инженер Лезен начал читать вслух это объявление. Он собирался было привести статью закона, по которой выходило, что право на стороне префекта и тот может одним росчерком пера лишить вас вашей профессии, но инженера освистали, а затем все ушли и оставили его одного читать в пространство. Но как бы там ни было, товарищи лишились своих докерских карточек. А в порту, словно нарочно, и намека нет на работу — ни единого судна. Значит, нельзя даже объявить забастовку в знак солидарности. Нужно найти какой-то другой способ. А какой? В среду должен был прибыть «угольщик», но теперь стало известно, что и его повернули на Руан. Все разыграно как по нотам…

Вчера утром в бараке ЦБРС, при свете мигающей лампочки, шло обсуждение статьи, появившейся в «Демократе». В ней деголлевцы предлагали префекту верный способ обеспечить разгрузку американского оружия: «Необходимо организовать и выставить полицию из дюжих молодцов, готовых постоять за свободу труда». Да, симптомы безошибочные. Чувствовалось, что американский пароход вот-вот должен прибыть. Все последние дни это висело в воздухе, как гроза.

— Ты только погляди, сколько «моков» понагнали!

И впрямь! Вот, пожалуй, и все, что кажется сегодня необычным в порту. К трем часам утра целый полк охранников обложил порт со всех сторон. Они протянули колючую проволоку, повсюду расставили противотанковые заграждения и направили на ворота прожекторы. Все было проделано бесшумно, и жители бульвара Себастьен-Морнэ, который прилегает к порту, даже не проснулись. Вот почему город до сих пор ничего не знает. В то же самое время так же незаметно и чуть ли не с потушенными огнями, не заходя в порт, у узкого и длинного, с добрый километр, мола, который так легко перерезать охранникам, пришвартовался «П. В. Т. Фред-Макгрей» — новый американский пароход.

— Что такое, почему не видно Робера?

Конечно, он, так же как и всякий другой докер, никак не мог догадаться о том, что произошло. Но ведь он бывает в порту каждое утро, почему же сегодня, именно сегодня его нет?

* * *