Первый удар (сборник)

Его собеседник объяснил, что с пальцев трупа, извлеченного из-под трамвая, были сняты отпечатки, по ним и была установлена личность Семы.

Кручинин с разочарованием бросил трубку:

– Я думал, что, может быть, они ограничились документами плюс фотографические карточки, но если были сняты дактилоскопические оттиски, крыть уж нечем. Значит, Сема действительно умер.

– Но так же несомненно и то, что он был нынче в институте! – воскликнул следователь.

Десять или восемь пальцев на руках?

В один из следующих дней Кручинин предстал перед Грачиком с лицом именинника: Гордеев наконец признался в том, что был той ночью у Фаншетты. Кручинин был очень доволен. Но зато Фаншетта теперь категорически отрицала показание Гордеева.

И тут выяснилось еще одно странное обстоятельство. Когда Кручинин сказал Гордееву о запирательстве Фаншетты, тот был, по-видимому, искренне обижен, даже возмущен. Кручинин предложил ему воспользоваться каким-нибудь доказательством, подтверждающим его присутствие у подруги:

– Взять хотя бы забытые тобою перчатки…

– Какие перчатки? – спросил Вадим.

– Твои перчатки желтой свиной кожи.

Вадим посмотрел на него недоуменно:

– У меня никогда не было таких перчаток…

Друзья долго говорили в ту ночь о Гордееве. И именно во время этой беседы Кручинин вдруг как-то странно поглядел на Грачика отсутствующим взглядом.

– Что с вами? – испуганно спросил тот. – Нил Платоныч, друг дорогой, вы мне окончательно не нравитесь!

– Что? – спросил он, тряхнув головой, будто отгоняя какое-то видение. – Что ты сказал?

– О чем вы сейчас думаете?

Кручинин провел рукой по лицу.

– Так, пустяки… кое-что вспомнилось… Ничего, ничего, давай-ка лучше займемся делом. Позвони-ка, пусть пришлют мне сейчас обе карты.

– Какие карты? – с удивлением спросил Грачик.

– Дактилоскопические карты этого самого Семы Кабанчика. Обе карты: ту, что хранилась в архиве, и снятую с трупа после катастрофы.

– Но… сейчас ведь третий час ночи.

– Неужели? – Кручинин недоверчиво поглядел на часы. – Да, действительно… Что ж, придется поехать туда самому.

Через час друзья сидели в Уголовном розыске, и перед Кручининым лежали интересующие его две карты. Но на этот раз он бросил только один взгляд на карты и обернулся к Грачику:

– Ты ничего не замечаешь?

– А что я должен заметить?

– Десять и восемь, – наставительно произнес Кручинин, поочередно указывая на лежащие перед ним карты. – На карте, вынутой из регистратуры, – десять оттисков, как и подобает двум лапам всякого обезьяноподобного; на следующей – оттиски пальцев трупа, вынутого из-под трамвая… их только восемь. Почему не сняли оттиски с указательного и среднего пальцев правой руки трупа? И почему на стеарине у вскрытого вторично сейфа следы именно указательного и среднего пальцев?

– Откуда я знаю? – раздраженно сказал Грачик, которого клонило ко сну.

– А я, кажется, знаю… Садись и пиши: «Прошу эксгумировать тело Семы Кабанчика». Все!