Первый узбек

– Приданое, какое приданое? – Лишь бы не согласился Халил на маленькое приданое, из-за желания породнится с Хайдаром-каменотёсом.

– Приданое хорошее. Двадцать курпачей новых, пять ватных одеял, три котла, пять ляганов, двадцать пять косы, сорок пиал, кумганы, пять платьев, казакины, жилетки, да и остальных мелочей не пересчитать. Два паласа и ковёр большой. – Выдавая замуж Гульчехру,

старшую дочку, Халил умудрился договориться с гончаром Суннатом, кудо: все расходы на свадьбу будут со стороны жениха, а с невесты только приданое.

Зумрад почесала переносицу, что было у неё признаком глубокого раздумья, вспомнила, что за неё отец взял пятнадцать баранов и деньгами двадцать таньга. Давно это было. Но в приданое она принесла неизмеримо больше: кроме ковров, паласов, курпачей, одеял, одежды и многого другого – своё искусство вышивальщицы. В молодости она была красавица, все в округе об этом говорили – матовая кожа, а не тёмная, как у узбечек. И глаза большие, зелёные, не зря Зумрад назвали. С длинными ресницами и бровями, что соединялись на переносице. Полные губы цвета распустившегося бутона розы, когда улыбалась – сверкали белые зубки. За красоту муж и любил. А ещё за ум. Зумрад всегда внимательно слушала, что муж говорит, думала, и только после этого отвечала. Не сразу тараторить начинала, как некоторые несдержанные трещотки.

– Дом для Саида построить – два хашара, один плов, – продолжил Халил. А родня Саиду нужна сильная, да и Хайдар-каменотёс доволен будущей роднёй.

– Муж мой, вы всё правильно говорите, а что с сироткой делать станем? Можно выдать за Селима с соседней улицы, сына Акмаля-водоноса… – нарочно вспомнила неповоротливого увальня, вечно полусонного и неопрятного. Знала, что Халил терпеть не может грязи и неряшества.

– Жена, вы сегодня к вечеру что-то плохо соображаете. Разве это ремесло – водонос? Воду носят люди, которые ни руками, ни головой ничего делать не умеют. У Акмаля-водоноса перепёлки хорошие, а голова пустая! Неужели вы думаете, что Лайло сможет жить в их лачуге после нашего дома? И едят они один раз в день, по вечерам. Кроме пшена с катыком, ничего нет, даже свежие лепёшки раз в неделю в аль-хамис. Вот уж точно, спроси совета у женщины – и сделай наоборот.

– Халил-ака, хочу вам что-то сказать, но не сердитесь враз. А почему бы вам самому на ней не жениться? – ошарашила Халила жена. И как всё хорошо разрешилось бы! Руки рабочие в семье останутся.

На калым не тратиться, лишь на подношение мулле, чтобы дал разрешение на брак, как-никак приёмной дочкой считается. И дом будет на кого оставить, если Аллах призовёт её к себе. Халил выпучил карие глаза и в недоумении воззрился на Зумрад:

– Вы в своём уме? – у него все кишки в животе скрутились в тугой узел, лоб мгновенно покрылся испариной. – Я же вам давал обещание – помните, никогда не приводить в дом второй жены.

– А вы и не приведёте, она и так у нас живёт! – Зумрад хитро улыбнулась, глядя на растерянное и родное лицо мужа – таким она его помнила, когда Халилу было семнадцать лет. – Я сама вас посватаю, соглашайтесь, ака-джан?

В дальнем конце двора играли дети. Две их дочки, которые определённой работы по дому не делали, а выполняли поручения старших. Младшая, пятилетняя Умида, старательно мела угол двора прутиками, сложенными в убогий веник. А та, что постарше, семилетняя Ойниса, делала вид, что вышивает: её бровки, выкрашенные усьмой, были насуплены, вместо иголки в руках она держала малую щепочку, вроде иглы и делала точные движения – вышивала! Внимательно за матерью присматривает, знатная вышивальщица выйдет!

Кроме этого она не забывала приглядывать за сестрёнкой:

– Смотри, в углу сор остался, гореть моей душе, кто же тебя замуж возьмёт, такую неумеху? – ругала сестрёнку по-взрослому. Умида послушно возвращалась на указанное место и опять начинала махать прутиками.

На другом конце двора возле очага хлопотали взрослые – жена Карима Гульшан, только три месяца назад пришедшая в дом, двенадцатилетняя Айгуль и Лайло – готовили ужин на всю большую семью. Руководила ими Зарина, жена Ильяса.

На дереве в клетках, прикрытых платками, стрекотали перепёлки. Воздух был тёплым, а не горячим, как в середине лета. Но Халилу стало жарко, как будто чилля уже наступила, и он целый день работал в своей мастерской. Перед глазами свежим абрикосом мелькнула Лайло. Он поднял глаза на жену и понял – та давно уже всё поняла про сердечную муку и всё за него продумала. Как ему было жаль её, когда умерли два их ребёнка! Он не успел их полюбить и не жалел о них, а вот о жене очень горевал – потихоньку от него Зумрад плакала всё это время, вздыхала и о чём-то упорно думала.