Первый в списке на похищение

Правый глаз рассекла вертикальная дергающаяся строчка, он, ощущая духоту, противное жжение в сухой глотке, прикрыл глаз веком, помог себе пальцем – строчка обозначилась и в коричнево-кровянистой шевелящейся темноте, черная, по-червячьи противная, а вот левый глаз был чист. Это немного успокоило его – не весь он еще прогнил, есть живые места…

Повертел в руках кассету с записью Костика – копию, сделанную Олей, и отложил в сторону – чего понапрасну травить себя? Костика он выручит, выкупит – за Костика он уже не тревожился. Беспокоило другое… Он нажал на кнопку, вызывая секретаршу.

Та готовно появилась в проеме двери, держа в руках блокнот для записей – приготовилась фиксировать распоряжения шефа.

– К черту блокнот, – поморщился Белозерцев. – Скажи лучше, эти охламоны, братья Фомины, не звонили?

– Нет.

– Вот охламоны, иначе их не назовешь. И за что только я плачу им деньги?

Высторобец. Вот что тревожило сейчас Белозерцева, он, ощущая опасность, внутренне заметался, занервничал – и результат не замедлил сказаться: затылок стало давить сильнее, тиски, схватившие его, были железными, звон в ушах сделался резким, жестяным, черная строчка, возникшая в правом глазу, уже не дергалась, она умерла, став широкой, неподвижной.

– Как позвонят – сразу соедини, – приказал он Зое Космодемьянской, движением руки отправил ее назад, в прихожую.

В кабинете сделалось еще душнее. Белозерцев поднялся, чуть ли не бегом вымахнул на улицу – захотелось поскорее дохнуть свежего воздуха. Около машины стоял водитель Боря, о чем-то думал, сложив бантиком толстые губы. Увидев Белозерцева, расцвел в улыбке.

– Дождь будет, – сказал он, – парит сильно.

– Воздуха не хватает… Да, наверное, это к дождю, – согласился с ним Белозерцев. Ему неожиданно захотелось пожаловаться, поплакаться хоть кому-нибудь – пусть даже не в жилетку, а в плечо, пусть не духовнику, отпускающему грехи, а собственному водителю, – подошел к нему, оперся рукой о его плечо и произнес жалобно: – Боря, мне плохо.

– Я вижу, Вячеслав Юрьевич, – отозвался Борис, – вижу все и переживаю за вас. Вячеслав Юрьевич, поверьте, все перемелется– мука будет.

– Твоими бы устами, да мед пить, Боря.

– Я правду говорю.

– Вику помнишь, Боря? Я ведь не ней чуть не женился.

– Да вы что, Вячеслав Юрьевич! – небольшие рыжие бровки на Борином лице стремительно взлетели вверх. – Да она вовсе и не Вика, Вячеслав Юрьевич. Я давно хотел вам об этом сказать, но случай удобный не представлялся. Баба она приятная, конечно, да вот только жениться на ней не надо.

– И кто же она, если не Вика?

– Ее Полинкой зовут. Полинка – от… хрена половинка, – Боря споткнулся на мгновение, на ходу заменил мат на более подходящее слово. – У меня сосед есть по даче, журналист – теперь уже отставной, а раньше был в большой силе. – Леня Ростовский, так она к нему несколько раз приезжала. Он ее драл по-всякому, и вдоль и поперек, и один драл, и с напарником – как получалось. А рассказывал такое… – Боря театрально сдавил руками голову. – В книжках никогда не прочитаешь, что он рассказывал. А вы – жениться!

В ответ Белозерцев лишь жалобно вздохнул, косо глянул на водителя, потом ожесточенно сгреб свой рот в ладонь и зажал его пальцами, словно бы стараясь удержать слова, что хотели вырваться из него.

– Боря, а ты знаешь, кто оказался во главе всей банды похитителей, а? Генерал-то за этим ко мне приезжал… А?

– Неужто она, Вячеслав Юрьевич? – у Бори изумленно открылся рот, толстые губы побелели, и он, не выдержав, покачал головой. – Одно дело – слабый передок, а это-о… Это совсем иная литература, и гонорар тут иной. Вот те раз?

– К сожалению, Боря, это так… Собственная подстилка и выкинула фортель. А я, брат, вчера разорился на перстень с бриллиантом для нее, – Белозерцев несколько раз подряд по-рыбьи жадно затянулся воздухому с шумом прогнал его через себя, – перстень с хорошим бриллиантом, Боря… Вот дурак!

На это водитель ничего не сказал, только развел руки в стороны, а Белозерцев, понурив голову, старческой походкой поплелся к себе в кабинет. Борису было жалко его.

21 сентября, четверг, 14 час. 40 мин.

Высторобец, проводив взглядом Белозерцева, задумчиво стукнул ногтем по стеклу слухового окна, посмотрел в очередной раз на часы и сказал себе:

– Пора! – подумал о братьях Фоминых: а вдруг те прискачут раньше времени и все испортят? Да вряд ли они в последний раз вынеслись из конторы зачумленные, похожие на собак с поджатыми хвостами – видать, Белозерцев не удержался, высказался по «полной программе», а когда он не в настроении, то слов не жалеет, в выражениях не стесняется – все вокруг умолкают, как с побитыми физиономиями. – Пора, – повторил Высторобец решительным тоном, словно бы подвел черту под некими сомнениями.