Первый военный аэродром

Занятия в Петербурге, в студии Лансере, скоро сменились сборкой «Фармана-3» на заводе С. С. Щетинина. Юрист по образованию, Щетинин увлекался авиационным спортом. Вскоре ему удалось получить ссуду от Военного ведомства для открытия небольшого авиазавода. К началу войны там были освоены самолеты «ньюпор», «фарман» и «вуазен». Работа на одном из первых авиационных заводов России помогла Арцеулову подробно ознакомиться с устройством самолета и определила судьбу талантливого летчика и конструктора. С первых дней работы в сборочном цехе он стал готовиться к поступлению в авиашколу «Гамаюн». Кочевавшая но обложкам журналов реклама гласила: «Школа авиации в г. Гатчине. 45 минут пути от Петербурга. Лучший в России аэродром».

С осени 1910 года Арцеулов — в Гатчине. Учеба давалась легко: сказывался опыт полетов на собственных планерах. 25 июля 1911 года Константин Константинович сдал летный экзамен и получил диплом нилота — авиатора Всероссийского императорского аэроклуба.

С 1912 года Арцеулов начал работать пилотом-инструктором Севастопольского аэроклуба. Но в сентябре того же года он был призван в армию и зачислен в Крымский конный полк. В мае 1913 года кавалерийское командование произвело новобранца в младшие унтер-офицеры, а в августе уволило в запас. После службы он начал строить свой четвертый планер, однако уже в июле 1914 года был мобилизован на первую мировую и вместе с маршевым эскадроном отправлен на фронт. Только после настойчивых просьб о переводе в военную авиацию поступило распоряжение об откомандировании прапорщика Арцеулова в Севастопольскую школу. Через три с половиной месяца Арцеулов сдал экзамеп на военного летчика и 30 июля 1915 года прибыл в разведывательный корпусной авиационный отряд действующей армии. На русско-германском фронте он на «фармане» совершил около 200 боевых вылетов на разведку и корректировку артиллерийского огня. Летом 1916 года к его трем орденам прибавилось еще два.

21 мая 1916 года прапорщик Арцеулов был направлен в Москву для тренировки на аппаратах-истребителях, а в сентябре того же года начал организовывать в Севастопольской авиашколе истребительное отделение. В программе летной подготовки преобладал высший пилотаж, но из-за ошибок в технике пилотирования участились случаи срыва самолетов в штопор с трагическим исходом, что не давало покоя Арцеулову. Еще по Гатчинскому аэродрому он помнил о гибели капитана Дмитриева и поручика Серова, затем этот скорбный список продолжили имена летчиков Стояновского, Синельникова, Артемьева и других. Случаи штопора участились и в Каче. Уже после прихода Арцеулова из восьми полученных «фарманов» шесть разбились в результате штопора, все летчики погибли.

Известно, что под штопором понимается критический режим полета самолета, заключающийся в его неуправляемом снижении по крутой спирали малого радиуса с одновременным вращением относительно всех трех осей. Зная, что сваливание самолета в штопор происходит при выходе его на закритические углы атаки, Арцеулов искал пути обуздания этого коварного явления, считал своим долгом «побороть злого демона», уносящего жизни его коллег.

«Однако от желания, пусть самого горячего, разобраться в сущности штопора до осуществления этого намерения, — писал заслуженный летчик-испытатель СССР М. Л. Галлай, — путь долгий и непростой. Техника, как и природа, выдает свои тайны очень неохотно, да и то лишь тому, кто упорно к этому стремится.

Арцеулов — стремился. Всеми фибрами своей души.

Прежде всего он старался разгадать то, что называется физикой явления. Это вообще основа всякого исследования в области техники и естествознания — сначала составить себе представление (пусть поначалу гипотетическое) о физической сущности исследуемого явления, а потом уж предпринимать любые расчеты и эксперименты для его проверки, количественной оценки, изыскания приемов использования на практике…

И Арцеулову показалось, что он понял. Действительно понял или это только так ему показалось, на это ответить мог только эксперимент — проверка в полете.

Не вдаваясь в подробности и идя на некоторое упрощение, скажем, что суть дела Арцеулов справедливо усмотрел в том, что встречный поток воздуха обтекает попавший в штопор самолет под чересчур большими углами снизу и сбоку… Именно от этого и возникает неуправляемая авторотация — самовращение.

А раз так, значит, для вывода из штопора нужно постараться прежде всего поставить самолет «по потоку» — педалью руля направления устранить боковое скольжение, а рулем высоты опустить нос самолета. Это-то и представлялось летчикам противоестественным! С первых дней обучения полетам они усваивали, что, если нос самолета опускается, надо противодействовать этому, отклонив ручку управления на себя. Вот они, попав в штопор и оказавшись в положении носом к земле, и тянули ручку изо всех сил… только усугубляя этим штопор.

Нет, по концепции Арцеулова — если она только справедлива — выходило, что в штопоре надо отклонять ручку вперед…»[45]