Первый, второй (СИ)

Ну да, женился на однокурснице. Он её не любил. Наверное, не любил. Она уж точно не любила его и собиралась выйти замуж за другого. Тот, другой, уехал работать в другой город, а Оля не поехала. Не срослось, так бывает. А вскоре всем стало известно, что Воропаева Олька, эта симпатяга и умница, готовится стать матерью одиночкой. "Вот бедолага", - трещала за спиной на лекциях староста Иванова...

Тогда Ефимов и бросил писать диплом.

Они с Олей были давнишними друзьями, жили в одном доме, и когда Ефимов сказал:

- Оля, выходи за меня замуж.

Она грустно усмехнулась:

- Пожалел.

- Хочу быть вам нужным, - ответил он.

Оля промолчала. И вдруг кивнула согласно.

Пока она молчала, Ефимов смотрел на неё и думал: "Тишина. Он ничего не говорит вот уже три года. Может, и нет его вовсе, а я придурок... всё сражаюсь с ветряными мельницами..." Худющая, независимая. Пушистые волосы, резкий взгляд, будто наотмашь, и вдруг улыбка, мягкая открытая, такая, всем ветрам навстречу... Оля всегда ему нравилась очень, но, значит, она нравилась и ему второму. Или первому? А какая разница... это нельзя... И он вёл к себе новую девицу.

Оля почему-то всегда странно злилась, посмеивалась:

- Ефимов, ты, наверное, романтик... или тайный злодей. Сколько их у тебя уже было.

- Я дурак, Оля, ты даже не знаешь, какой я дурак. Вот такой...

Он корчил дурашливую физиономию и шёл на Ольку, раскинув руки, смеялся, обнимал, и она смеялась...

Вечером он опять шёл домой. И тот, второй, тоже шёл. Шёл так близко, что казалось, это тень. Но у тени было лицо, его Ефимова лицо, шебуршала куртка, встряхнулся и раскрылся зонт, щёлкнул один в один с его собственным зонтом. Было темно, моросил дождь. На дорогу выскочил заяц. Гнал наперерез, прижав уши к спине. "Лапы задние длинные-предлинные..." - думал Ефимов. Тот, кто шёл рядом, еле слышно чертыхнулся и свернул.

"Что за бред, заяц... Почему здесь... Из цирка?" И Ефимов не свернул. А заяц бежал из леса. Весна. Люди жгут траву. Горят берёзы, ёлки, палки, всё горит... И он бежал. В городе прохладно, гарью тянет, но не жжёт лапы. Зайцу было хорошо бежать и грустно, бросать родной лес всегда грустно...

Ефимов бросил свой журналистский факультет, уже наполовину написав дипломную работу, устроился в обычную газету под названием "Очевидное невероятное" и собрался в командировку на край света, опять же по словам расстроенной мамы.

Перед отлётом поехал прогудеть отходную на даче у друга Сапрыкина Коськи. Попарились в бане, выпили за встречу, за что-то ещё, кажется, за сжигание мостов. Потому что кто-то тогда воодушевлённо сказал:

- Мосты, их надо сжигать время от времени!

Ефимов усмехнулся. Мосты они такие, сначала строишь, потом сжигаешь, потом жалеешь и начинаешь строить, как идиот, опять. Пока он всё время сжигал, и, получается, определённо будет потом жалеть. Все такие Нострадамусы. Вот эта определённость бесила.

- Горит, что ли?! - вскинулся вдруг Коська. В окне, напротив него, заплясали красные отсветы.

Все повскакали, побежали на улицу. Горел угол соседнего дома. Зарево разлилось в черноте ночи. Огонь трещал, искры разлетались в стороны. Кто-то принялся вызывать пожарных, кто-то гремел вёдрами. Встали цепочкой, стали передавать вёдра из соседнего бака с водой.

- В доме никого жильцов нет?

- Нет! Вроде бы ещё с зимы не появлялись!

Огонь стихал, дымило теперь только по левому углу дома.

- Кухня там!

Распахнулось окно в чадившем доме. Ещё одно. Мелькнул мужик в окне, выкинул что-то, опять исчез.

- А Степаныч-то дома!.. Чё-ёрт!!!

С левого угла дома вырвался столб пламени. Ночь разломилась от грохота. Словно дало огромными руками по ушам. В звенящей тишине Ефимов услышал гулкие слова Коськи:

- Газ, похоже, у них был! Степаныч! Ты живой?

Коська и Ефимов полезли в дом через окно. Чернота и дым, где-то внутри дома гудело пламя, что-то трещало и лопалось.

- Здоровый мужик, мне не вытащить, - твердил Костя где-то в дыму, сзади. - Но здесь ещё не горит, не дошло...

Ефимов вдруг понял, что ткнулся ногами в мягкое. Раздался протяжный жуткий стон.

- Здесь он, - крикнул, - Коська, хватай... да он весь в крови, похоже. Я не вижу ничего... Скорую вызывайте!

- Да сети нет же...

- Потащили как есть, уходить отсюда надо...

Ощупав в темноте лежавшего, обхватил и со страхом потянул за собой. Кажется, целый. Хоть бы успеть. Прошептал:

- Ты как, мужик?

В ноги Степаныча вцепился и тащил Коська. До окна было недалеко, пара метров, показалось, что тащили вечность. Нашли плед, стали заворачивать, чтобы можно было спустить с окна. Ефимов, высунувшись, заорал опять:

- Скорую вызывайте!

Упёрся в стену спиной, подтягивая Степаныча на подоконник.

Голос рявкнул вдруг. Голос растерянный и злой, один в один похожий на его собственный: "На другую улицу скорая заехала! Гони туда!!!"

Скорую обнаружили на соседней улице. Кто-то дозвонился всё-таки.

Степанычу здорово порвало осколком от взорвавшегося баллона плечо и левую руку, но на свежем воздухе он оклемался. Пока его укладывали на носилки, он тихонько матюкался и рассказывал анекдоты.