Первый выстрел

Вдоль дороги валялось много красивых камней. Лошади больше шли шагом, чем бежали. Юра соскакивал, подбирал какой-нибудь камень и снова садился. Вскоре у него набралось десятка три. У них, в степи, такую коллекцию надо было бы год собирать, а тут он за полчаса нашел песчаник, конгломерат, кварцы… Разноцветные, гладкие.

— Вай, вай! Зачем так много камней грузишь? Лошадям тяжело. В Судаке какой угодно камень есть. На берегу моря еще красивее есть. Аметист там есть. Приедем Коктебель, Отуз, там купишь большой стакан сердолик. Знаешь сердолик?

— Нет!

Мама рассказала о розовых полупрозрачных сердоликах, их находят на берегу моря, в прибое, об узорчатых окаменелостях и прозрачном горном хрустале.

Когда проезжали Коктебель, их на дороге встретили мальчишки со стаканами, полными сердоликов. Юра на свои сбережения купил стакан, но красивые камешки пришлось отдать Оксане, так они ей понравились.

Вот здесь Юра увидел настоящие горы, высоченные, скалистые, островерхие.

— Карадаг, потухший вулкан, половина его обрушилась в море, — сказала мама, указав на безлесный горный хребет, мрачно вырисованный на фоне синего неба.

В Отузах, на половине пути, остановились на два часа, кормили лошадей, перед тем как подняться на перевал через горный хребет. Юра купил здесь еще стакан больших сердоликов. Розоватые, опаловые, эти камни, если посмотреть через них на солнце, светились кровавым дрожащим светом.

Юра был в восторге, предвкушая тот эффект, какой они произведут в гимназии. Их можно будет обменять на что угодно. Он совсем забыл, что его исключили из гимназии.

Потные лошади, опустив головы и обмахиваясь хвостами, карабкаются по зигзагообразной дороге в гору. Извозчик идет рядом пешком. Юра и Ганна, чтобы облегчить линейку, тоже сошли и карабкаются наверх по тропинкам, срезая повороты дороги.

Лес по сторонам низкорослый: дубняк, карагач, орешник, заросли кизила. Трава жесткая, колючая.

— От дурни, эти крымчаки, и охота же принимать такую муку в горах! — ворчит Ганна, вытирая пот с лица. — Переехали бы в вольные степи на помещичьи земли.

На перевале остановились.

Вокруг вздыбленные в небо громады, то зелено-курчавые, лесистые, то каменные, голые. За одной вершиной виднеется вторая, третья. Одна скала напоминает затаившегося медведя, другая — ящера с зубчатой спиной, третья — голову в шлеме. А склоны? То ровные, пологие, то крутые, морщинистые, стеной! Горные кряжи рассечены ущельями, на дне ущелий — каменистые русла горных рек.

Местами поросший лесом склон вдруг обрывается вниз отвесной скалистой стеной. Солнце печет нестерпимо. Цикады трещат так, будто сотни ножиков царапают по тарелочкам. Воздух звенит. Юра выследил цикаду. Это оказалась преогромная муха, только крылья у нее не торчат, а облегают бока. Хотел поймать — улетела. Пошел на треск другой и увидел за камнем притаившуюся змею. Тоненькая, серая. Вытянулась, только головой поводит и язык то и дело высовывает. Схватил было камень, чтобы убить, но присмотрелся: вокруг шеи змеи оранжевый воротничок и на спине нет черной полосы. Уж. А ужи полезные, об этом еще Балу сказал. Юра отшвырнул камень. И он покатился по склону, запрыгал, подскакивая все выше и выше. Юра начал сталкивать большие камни. Один попал в куст, а из-под него выпрыгнул заяц и понесся по склону вверх. Наконец подъехала линейка. Извозчик сказал:

— Садись. Лошади мал-мало постоят. И поедем вниз.

Под заднее колесо он подложил привязанный цепью к линейке железный полозок, чтобы он притормаживал. Спуск был очень крутой, и лошади на поворотах почти садились на кремнистую дорогу. Спустились в прохладное ущелье. Переехали мелкую, но очень быструю речку, вода пенилась и журчала в камнях.

И снова перевал, снова подъем и спуск.

Наконец горы расступились широким полукругом.

— Судакская долина, — сказал извозчик, чуть придержав лошадей. И потом, как заправский проводник, он показывал и называл своим седокам горные вершины, хребты, ущелья, дальние постройки.

Справа, словно скелет исполинского ящера, возвышался ребристый гребень длинной узкой скалы. Под ним краснеют черепичные кровли. Это поселки Большой и Малый Таракташ. Дальше высится огромная зеленая гора Перчем. Очень смешное название!

— Перчем-шерчем-посолим! Перчем-шерчем-посолим!.. — нараспев начинает выкрикивать Юра.

За ним вторит Оксана, и они уже хором распевают эти слова, в такт им подпрыгивая на сиденье.

— Сейчас же прекратите чепуху молоть! — рассердилась мама. — Замолчите!

За горой Перчем на голой белой скале виднеются серые башни и стены древней Генуэзской крепости. Настоящие башни, настоящие крепостные стены опоясывают каменистую гору, взбегают на ее острую вершину. Как на картинках в книгах о рыцарях и битвах! Юра поражен. Он присмирел и смотрит, смотрит… Ему уже мерещатся на башнях воины. Вдоль стен на закованных в железо конях мчатся закованные в латы всадники в шлемах; в их руках щиты, пики и широкие мечи…

Поворот дороги — и слева вытянулась обнаженная белая гора Алчак. Между Генуэзской крепостью и Алчаком синеет море, подковой вдаваясь в долину.