Первый жених страны

– Послушай, Олеся, я вовсе не собираюсь выгонять тебя из дома, как ты тут себе вообразила, – разом собравшись, твердо заговорила Вера Ильинична. – Наоборот, я считаю, что ты должна дождаться Женю и объясниться с ним. То есть сделать все по-людски.

Олеся молча слушала и смотрела в глаза говорящей женщине. И удивительным образом читала в них совсем другое, противное тому, что она говорила.

«Убирайся из этой квартиры! – вот что в этих глазах было написано. – Убирайся из жизни моего сына, не причиняй ему лишней боли. Он, может быть, даже попробует тебя простить, но я не хочу, чтобы это произошло! Не для того он столько лет искал свое счастье, чтобы нарваться на хитрую корыстную лгунью».

– Вы ведь хотите, чтобы я ушла? – спросила Олеся.

Женщина нервно передернула плечами, как будто ей было холодно или противно.

– Не важно, что я хочу, Олеся. Но я расскажу тебе одну историю. Знаешь, Женька в детстве был без ума от собак, особенно больших, серьезных. Он всегда выбегал во двор, когда сосед выгуливал там своего кавказца. Но мы жили очень тяжело, собака была бы для нас лишним ртом. А потом как-то муж получил повышение, стал лучше зарабатывать, и мы решили ко дню рождения сына подарить ему собаку. Кстати, и в охранных целях – город наш и в советские времена спокойствием не славился. И мы рассказали ему об этом заранее, ну, чтобы выбирал, присматривался. И мы были просто поражены, когда Женя сказал нам, что не хочет держать дома собаку.

«Почему?» – спросили мы с отцом. А он нам ответил: «А вдруг на меня нападут хулиганы с ножом, собака станет меня защищать, и в схватке они ее убьют? Я никогда себе этого не прощу».

Не знаю, зачем я это тебе рассказала… Может, ты понимаешь?

– Понимаю, – уверенно кивнула Олеся.

– Я ведь даже не сомневаюсь, что Женя простит тебя. Еще решит, что он сам виноват, что ввел тебя своей ошибкой в искушение… Но можно ли построить что-то незыблемое на вранье, вот в чем вопрос?

Олеся слушала ее и безнадежно смотрела на телефон. Он молчал. Похоже, Вера Ильинична преувеличивала лояльность своего сына.

– Я уйду, Вера Ильинична, я сейчас уйду, – перебивая женщину, выкрикнула Олеся. – И я не буду пытаться вновь увидеться с Женей.

– Да, так, наверно, будет лучше, – печально констатировала Вера Ильинична.

Через час Олеся навсегда ушла из квартиры на Котельнической набережной. Журналисты удивительным образом прошляпили ее уход. Вера Ильинична сама проводила ее до Ленинградского вокзала и лично раздобыла в кассе билет до Питера на ближайший дневной поезд. Итак, все было кончено.

Поезд прибыл в Питер к вечеру. Посреди дороги Олеся неожиданно заснула, проснулась от прикосновения проводницы к своему плечу. И панически заметалась, разыскивая на полке свалившиеся с ее носа темные очки. Везде ей мерещились косые взгляды, шепоток, хотя ни один из спутников даже не посмотрел ни разу в ее сторону.

Вот она и дома. Однокомнатная квартира, скромное гнездышко, устроенное когда-то с такой любовью, показалось ей теперь тесной, как чулан, и скучной, как чужое счастье. Едва переступив порог, Олеся почувствовала абсолютную отрешенность от этого места. Так, наверно, чувствовала себя Золушка, вернувшись из дворца в свою каморку.

Через секунду зазвонил телефон в прихожей. Свой мобильный Олеся отключила еще в Москве. А сейчас подумала, что напрасно это сделала. Теперь приходилось бросаться в неизвестность.

Она сдернула трубку и услышала голос, чуть искаженный расстоянием:

– Лесенька, где ты?

– Я в Питере, – ответила она спокойно, равнодушно. – Ты же в Питер звонишь.

– Но почему ты в Питере?! – потрясенно выкрикнул Женя. – Вчера я оставил тебя в Москве!

– С того времени кое-что произошло…

– Ты об этой дурацкой публикации? Плюнь и забудь, – невозмутимо посоветовал Евгений.

– Просто плюнуть и забыть? – пораженно прошептала Олеся. – Что же ты не позвонил мне сегодня утром? Долго думал, прощать меня или не прощать?

– Да я спал как убитый после ночного перелета!

И тут Олеся запаниковала. Вера Ильинична предупреждала ее, что так будет. Она думала, что готова. Оказалось – нет. Как раненый боец, собирающий последние силы, чтобы доползти до лазарета, она зажмурила глаза, втянула в себя воздух и произнесла на одном дыхании:

– Я уехала потому, что после того, что я натворила, нам нельзя больше быть вместе, нельзя доверять друг другу и строить планы на совместное будущее. И если ты этого не понимаешь, ну, значит, с тобой что-то не в порядке.

Женя молчал, и ей показалось, что сейчас он просто повесит трубку. Но он вдруг сказал совершенно будничным тоном:

– Хватит дурить, Леська. Возвращайся в Москву. Ничего ужасного ты не натворила, уж поверь, бывают вещи и похуже. И кстати, я подозревал нечто в этом духе. Уж очень странная у тебя была амнезия на все, что связано с Воронежем.

– Так ты подозревал? – шепотом уточнила Олеся.