Первый жених страны

«Что ты делаешь, безумная? Как только подобная статья увидит свет, найдутся десятки людей, готовых доказать, что Олеся Тарасова никогда не училась в городе Воронеже и ее отец никогда не был военным. А ведь где-то живет дочь бывшего кадрового военного Олеся Марченко, и об этом тоже знают сотни людей».

Она бегом вернулась в гостиную, сунула в руку гостя телефон и произнесла с напором:

– Пожалуйста, уходите, я не желаю, чтобы моя личная жизнь становилась достоянием гласности.

Человек удалился, насмешливо скаля зубы и поглядывая на Олесю как на придурочную. После его ухода она все же позвонила Жене. Заговорила сначала о чем-то другом, но зуб не попадал на зуб, слова комкались, и скоро Женя сам догадался спросить:

– Что случилось, Лесенька?

– Тут приходил один человек, – понизив голос, начала рассказывать Олеся. – Сказал, что он у тебя вроде как пресс-аташе, но соврал, конечно. Ведь ты бы мне обязательно позвонил, если б направил его ко мне. Он хотел напечатать в газетах статью о наших с тобой отношениях начиная с детства, то есть со школы, с Воронежа. Я его прогнала. Это ведь какой-то самозванец, верно?

Женя рассмеялся мягко, необидно, но Олеся все равно обиделась.

– Ну что ты смеешься?! – воскликнула она, едва справляясь с подступившими слезами.

– Бедная ты моя, – уже без смеха произнес Дорохов. – Замучилась с этими акулами пера. Ну как мне тебя убедить, чтобы ты перестала обращать на них внимание?

– Но этот же человек не работает на тебя, правда? – гнула свое Олеся.

– Конечно, нет у меня никакого пресс-аташе. Но человека этого я знаю. Он журналист, и в общем-то неплохой мужик. Немного надоедливый, конечно, но ведь и ему надо как-то зарабатывать.

«Ну не на нашей же с тобой жизни ему зарабатывать!» – едва не заорала Олеся.

– А я знал, что он к тебе заявится, – несколько виноватым голосом продолжал Женя. – Да-а, он и у меня в палате сегодня утром побывал и все порывался съездить в Воронеж, разузнать подробности. Я отшучивался, как мог. Я не стал предупреждать тебя о его приходе, чтобы не давить на тебя, понимаешь. Подумал, ты сама решишь, говорить с ним или нет. Или нужно было все-таки позвонить? – вдруг заволновался он. – Ты прости меня, Лесенька, если я поставил тебя в трудное положение. Я ведь говорил, что для меня все эти публикации уже давно совершенно ничего не значат.

– Все нормально, – сдавленно произнесла Олеся. На самом деле все было совсем не нормально. Впервые за все знакомство Олеся не понимала своего любимого и была на него обижена.

– Ты только учти, что статья эта, скорее всего, все равно появится, – вдруг окончательно добил ее Женя. – Завтра или послезавтра. Ну, додумают они сами, чего не удалось вытянуть из нас. Пообещай, что ты не станешь из-за этого переживать.

– Обещаю, – похолодевшими губами прошелестела Олеся. – А тебя когда выписывают?

– А меня – точно завтра, прямо с утра.

Этих слов оказалось достаточно, чтобы хоть на остаток дня Олеся забыла обо всех своих неприятностях и отдалась радостному предвкушению встречи.

Назавтра обе женщины вскочили на рассвете и снова стали жарить и парить. Олеся все думала о статье в газете, терзалась тем, что в очередной раз ее ложь будет растиражирована на всю страну. К чему это приведет? Страшно даже подумать…

Вера Ильинична то и дело бегала к телефону, звонила куда-то, а потом вдруг огорошила Олесю сообщением:

– Олеся, я должна уйти на пару часов. Мне нужно помочь одной моей приятельнице.

– Что, прямо сейчас? – поразилась Олеся. – И сына из больницы не встретите?

– Думаю, ты это сделаешь не хуже меня, – с таинственной улыбкой ответила ей женщина. – Праздничный стол готов, Иван привезет Женю на своей машине. А я вернусь к обеду.

Олеся проводила Веру Ильиничну до порога, едва не плача от благодарности. А через полчаса приехал Женя. В квартиру он поднялся один, без сопровождения, своим ключом открыл дверь. Олеся, увлеченно моющая на кухне сковородку, прозевала его приход. Выскочила на звук его голоса распаренная, с мокрыми красными руками и застыла в конце коридора в полной растерянности.

– Ну? – спросил ее Евгений.

– Что – ну?

– Где же дружеские объятия?

– А не знаю, как тебя обнимать. Боюсь задеть какое-нибудь травмированное место.

– Ты его не заденешь. Потому что после ударной работы врачей травмированной остается только душа.

– Почему? – заволновалась Олеся. – Что с ней?

– Потому что все эти дни в больнице я изводил себя вопросом: дождешься ли ты моего возвращения, или столь быстрый переход от романтики к грязной посуде – кивок на ее руки – остудит твой пыл и заставит сбежать в Питер?

– Зачем ты так говоришь, Женя? – обиженно произнесла Олеся и тут же захлюпала носом.

– Эй, ты обиделась, что ли? – Дорохов подобрался поближе, тревожно заглянул ей в лицо.

– Ну да, обиделась, – честно призналась Олеся. – Пойми, ты такими словами словно хочешь подчеркнуть мою значительность, что ли. Но так нарочито, что даже обидно. Ведь на самом деле совершенно понятно, что никуда я деться не могу и все зависит только от тебя.

– Серьезно? Буду знать, – расцвел в улыбке Женя.