Первый жених страны

Дорохов молчал. Наверно, сказал, что хотел, и теперь считал тему их знакомства исчерпанной до донышка. А может, ждал, что и Олеся ответно что-нибудь припомнит. Но у нее сейчас не было сил ломать комедию. И Олеся уже собиралась попрощаться, когда он снова заговорил:

– Знаешь, Леся, я сегодня понял одну вещь. Хочешь скажу?

– Скажи.

– Может, это звучит смешно, но я стал тем, кем стал, только по твоей милости. Я ведь и думать не думал о том, чтобы стать артистом. Родители мои мечтали, чтобы я получил серьезное высшее образование, как минимум в университете. А когда твоя семья уехала из нашего города, я стал думать: как мне отыскать тебя? Ты ведь могла оказаться в каком угодно городе. Университетское образование тут не поможет. И однажды меня посетила одна нахальная мыслишка: надо, чтобы не я тебя, а ты меня нашла. Для этого требовалось всего два условия. Во-первых, ты должна была задним числом вдруг заинтересоваться моей персоной. Во-вторых, я должен был всегда быть на виду, чтобы ты знала, где меня искать. И оба эти условия работали при одном решении: я должен стать знаменитым. О, я даже не сомневался, что при правильном подходе обнаружу в себе массу талантов. Начал писать роман, но как-то ненароком заглянул в Достоевского, сравнил – и все уничтожил. После этого пошел в Дом пионеров и записался в хор и в драмкружок. Уж что-то должно было сработать.

– Ты не продумал один момент, – сказала Олеся.

– Какой? – заволновался Женя. А может, только сыграл волнение.

– Я могла не знать о твоих чувствах. Или не знать, что ты продолжаешь любить меня. А какая нормальная девушка станет разыскивать пусть и старого знакомого, если не уверена в том, что он будет ей рад?

– Я думал об этом, – очень серьезно возразил ей Дорохов. – Я все-таки надеялся, что ты догадываешься насчет моих чувств. Но ты ведь была такая дьявольски гордая девчонка! Я решил, что в первом же фильме, в котором я снимусь, я скажу какую-нибудь кодовую фразу, которую поймешь только ты. Или уговорю режиссера назвать героиню твоим именем. Или буду в каком-нибудь эпизоде рассматривать твою фотографию. В общем, у меня было очень много идей.

– И сделал ты что-нибудь из этого? – всерьез заинтересовалась, даже приподнялась на локотках Олеся. Интересно ей будет по возвращении в Питер пересмотреть фильм с таким закодированным признанием.

– Нет, не сделал, – легко сознался Женя.

– Понятно, – пробормотала Олеся, снова опуская голову на тощую вагонную подушку.

Они проболтали еще, наверно, с полчаса. А когда распрощались, Олеся уже и думать забыла о сне. Ей хотелось спрыгнуть вниз, побежать все равно куда, выскочить в тамбур и закружиться на месте. Но внизу спала женщина с ребенком, и Олеся только ворочалась потихонечку на своей узкой койке, крутила головой и до боли сжимала кулаки.

– Господи, что же он за человек такой? – бормотала она себе под нос. – Обычные мужчины, даже напомни ты им, что однажды в ясельной группе они оконфузились, испачкав штанишки, будут все отрицать. А этот всю душу передо мной вывернул там, в кафе, так еще и перезвонил. Почему? Может, это какая-то игра для пресыщенной звезды? Может, он с самого начала разыгрывал меня? Вот разве что имя? Откуда ему знать мое имя?

«А ведь я никогда не полюбила бы его в школе, – думала она, уже проваливаясь в сон. – Не полюбила бы его и в свои двадцать, и в двадцать пять лет. А теперь мне кажется, что только такого, как он, и возможно полюбить. Большого доброго мужчину. Хотя ростом он не выше меня, все равно, я знаю, он большой и добрый мужчина».

И заснула она всего за час до того, как принялась стучать в купе растрепанная проводница, кричащая протяжным хриплым голосом:

– Прибыва-аем в город Санкт-Петербург!

Вернувшись домой, Олеся не стала звонить своей единственной подруге Марине, хотя прежде всегда спешила поделиться с ней даже самым незначительным романтическим переживанием. Она боялась, что рациональная Марина начнет высказывать предположения, которые в один миг разрушат то хрупкое счастье, что так внезапно поселилось в ее душе. Впрочем, уже к концу первого дня в Питере счастье как-то съежилось, погасло, уступив место усталой грусти и горькому разочарованию.

«И все? – думала Олеся. – Так мало? Неужели Господь отмерил мне счастья всего на сутки? Но почему, за что? Другие-то счастливы годами…»

К счастью, семинар закончился в пятницу, и ей не нужно было идти на работу. Олеся заварила себе чай с мятой и медом, на скорую руку приготовила пару бутербродов и поставила все это на тумбочку у кровати. Потом, лязгая зубами, достала из комода самое теплое ватное одеяло. Ей казалось, что после мягкой московской погоды ледяной питерский ветер проморозил ее всю насквозь. Она чувствовала себя разбитой и почти больной. Лежа в кровати, она до подбородка натянула одеяло и долго согревала ладони горячей чашкой.