Перышко из крыла ангела

– Не истери, – рявкнул в трубку отец, – у меня и так нервы уже на пределе. Вот где мамин характер вылезает! В общем, перезвонишь, когда успокоишься. Все, отключаюсь.

В трубке зазвучали частые гудки…

Девочка посмотрела на телефон и выключила его.

Все напрасно. Все в ее жизни было напрасно…

* * *

Таня сидела на качелях на детской площадке, пила из металлической банки мерзкий сладковатый коктейль и курила сигарету за сигаретой. Вообще-то она не курила. Обычно. Но не сегодня. Сегодня без этого было нельзя. В это солнечное лето на ее жизнь опустилась глубокая ночная тень.

Скрипели качели. В песочнице возились дети, и оттуда то и дело доносился веселый смех.

А Таня сидела и курила. От табака ее слегка мутило, а голова плыла… плыла куда-то…

Над головой было голубое-голубое небо. Кто-то (Таня не помнила, кто именно) говорил что-то про небо над головой и нравственный закон в сердцах людей. Похоже, существует только первое. Остальное – миф, приятное заблуждение, сказка, которой взрослые пытаются обмануть неразумных детей.

– Ай-ай-ай! Такая молодая, а уже курит. Девочка, что с тобой в старости-то будет?

Пожилая толстая тетка с какой-то невообразимой, словно птичье гнездо, прической укоризненно покачала головой.

Таня бездумно кивнула ей и снова углубилась в свои невеселые мысли.

Прошло еще какое-то время. Кто-то ей что-то говорил, но она не слышала.

– Эй, девочка, ты что, наркотой балуешься? Смотри, совсем крышу сорвало, – потряс ее за плечо какой-то усатый мужик.

Это просто мода какая-то – считать, что она употребляет наркотики. А если у человека горе? Если у него на душе будто кошки нагадили?!

Таня задумчиво встала, отряхнулась, с отвращением затушила недокуренную сигарету и пошла к своему подъезду. Все равно больше идти некуда.

Она чисто машинально, скорее потому, что ей стало неприятно самой, чем опасаясь выволочки от мамы, купила в киоске на последние деньги жвачку и сунула ее в рот.

Девочка почти не чувствовала широко разрекламированный вкус мятной свежести, просто монотонно жевала, сжимая и разжимая челюсти, и думала, что жизнь ее вдруг стала похожа на эту жвачку. Липкую, лишенную всякого вкуса. Неужели это и есть взросление?

Мать и отчим по-прежнему сидели на кухне и что-то оживленно обсуждали. При появлении Тани они вдруг замолчали.

Геннадий Сергеевич встал, на минуту сжал пальцы Таниной мамы и молча удалился в комнату.

– Таня, извини меня, – окликнула девочку мама. – Я вовсе не хотела сказать… Пойми, я… то есть мы очень беспокоимся за тебя… Зайди ко мне на минутку.

Таня нехотя сбросила кроссовки и подошла, так и представляя, какой аромат от нее сейчас должен исходить.

Мама и вправду немного поморщилась, но ничего не сказала, а, напротив, серьезно посмотрев на Таню, указала ей на стул напротив себя.

– Как я понимаю, эта Марина много значит для тебя? – неожиданно спросила она.

– Да. – Таня серьезно кивнула. – Она научила меня делать кукол…

– Ну что же. Опухоль – заболевание серьезное. У Геннадия Сергеевича мама умерла от рака. Ты не знала?

Таня молча покачала головой: откуда ей знать.

– Так вот, – продолжила мама. – Мы серьезно поговорили с ним и решили помочь твоей Марине. Ее куда кладут? На Каширку? Наверняка понадобится, чтобы кто-нибудь дежурил возле нее. И вообще человеку в таком положении нельзя оставаться одному. Он должен чувствовать себя нужным.

– И вы… вы действительно поможете Марине? – Таня не решалась поднять глаза на мать. – И он, – девочка кивнула в сторону комнаты, – тоже?

– Это Геннадий Сергеевич первый предложил ей помочь. У него мать от рака умерла, и он к этому очень серьезно относится. Он вообще добрый. Знаешь, как мне легко с ним после твоего отца? Твоему отцу было не до того, чтобы, скажем, вынести мусор или сходить в магазин за продуктами, – он великий журналист, искрометный писатель, ему не до таких мелочей! А Геннадий Сергеевич ни за что не допустит, чтобы я тяжелую сумку сама тащила. Твой отец смеялся и называл меня литератором с поварешкой, а Геннадий Сергеевич на цыпочках ходит, когда я работаю. Да, он смешной и немного нелепый, но это не главное. Главное – что он добрый и действительно любит меня. Знаешь, Таня до чего же приятно, когда тебя берегут и любят!

Таня слушала ее, и в душе у нее словно что-то переворачивалось… Или это переворачивалось в животе, который буквально сводило от голода, а на кухне опять витал дразнящий запах сдобы. В желудке предательски забурчало.

– Ой, Таня, – всплеснула руками мама, – ты же ничего не ела сегодня! Тебе что приготовить?

– А чем это так вкусно пахнет? – спросила девочка, невольно сглатывая слюну.

– Пирог. Яблочный с ревенем и корицей. Ты же печености не любишь?

– Люблю, – тихим голосом сказала Таня. – Только никому не рассказывай, ладно?..