Читаем Пес и его поводырь полностью

— А водки нельзя? — отозвался Саша.

— Водки нужно.

Открыли. Пес себе нацедил на полпальца. Саша грамм сто двадцать. Выпил и опять попробовал отгородиться в своей норе, где затмение и настойка из присмертных трав.

— Курица, говядина?

— И курица, и говядина.

— Мне курицу, ему говядину.

— А водки?

— Конечно.

Обед этот бортовой был Псу ненавистен. Коробочки, баночки, пакетики. Теперь он откинулся и закрыл глаза. Саша получил и перемолотое в порошок мясо, должно быть — кенгуру, и куриную ножку. И многое другое.

Очнулся он, когда самолет катился по полосе… Присниться ничего не могло. Так, привиделось кое-что.

В порту все прошло удивительно гладко. Впустили их в Грецию. Потом в туалете, умываясь, рассматривая и сравнивая себя и Сашу в зеркале, он подивился свежему, совершенно трезвому виду своего «бизнес-партнера» и очень не понравился себе сам серостью лица, красными глазами, сухими губами. Нужно было скорей добраться до отеля и отлежаться. И, как бы это выразиться, не пить.

ДЕВЯТКИНО — ВИД СВЕРХУ В ОЖИДАНИИ ПСА

Несколько ранее ангел-хранитель героя нашего повествования сидел, свесив ноги, на краю крыши железнодорожной станции Девяткино и пытался повлиять благоприятным образом на поступки и действия своего подопечного. Поступки эти должны были произойти в ближайшее время. И более того, он пытался говорить с ним посредством внушения здравых помыслов, кои тот должен был принять за свои мысленные монологи. И говорить с душой человека, называвшего себя Псом, приходилось, с использованием доходчивой лексики, учитывая реалии данного времени, отчего ангел-хранитель страдал. Одновременно он слушал, о чем говорят сами с собой окружавшие Пса люди, многие из которых, впрочем, более заслуживали собачьих кличек. Забота о них не входила сегодня в его должностные обязанности, и он с тревогой наблюдал почти полное отсутствие других ангелов, долженствующих быть сейчас возле тех, кому они были приданы от рождения. Люди эти не убивали никого, не грабили, они даже церковь посещали, кто время от времени, кто регулярно. Но просьбы их не были услышаны и ангелы покинули их…

Двери в ад выглядят совсем не так, как предполагает большинство обывателей. Во первых, это ожидается, как нечто мистическое, далекое, по ту сторону добра и зла, когда бренная душа воспарит, а тело конкретные пацаны, родственники или соратники уложат в деревянный ящик разной комфортности и сортности. Есть совершенно прелестные — лаковые, с наворотами и удобными ручками для носки. Для такой домовины надобно и авто покруче и остальное, как принято. Потом по глотку на кладбище, и за стол. Чем Бог послал и что на этот случай положено. Для других слоев и случаев можно и простой гроб, обитый черным ситчиком. Только внутри, чтобы стружечка свежая и на столе потом — обязательно киселек. А машину можно попроще. «Пятьдесят третий» — с будкой, но лапами еловыми все внутри уложить. Остальное — бывалые люди подскажут. И потом уже по полной цифре водки и котлеток или кур синявинских. Через девять дней опять. И через сорок. А душа потом уйдет, куда ей положено. Там и суд, и приговор. Тот, что окончательный, — на Страшном суде. А пока предварительный. Можно и отсрочку получить, если отмолят. Если есть кому. В этом вот и заключается заблуждение. На станции Девяткино приоткрывается первая дверка в преисподнюю. Выглядит она совершенно цивильно. Подошел поезд, шипение легкое и понятное. «Осторожно, двери открываются».

Потом закрываются. Следующая станция Лаврики. Лаврики это не ад. Капитолово не ад. Даже Кузьмолово, при всей своей функциональной похожести и близости, еще не то. Нужно ехать дальше и дальше. До самого Приозерска. Это уже ближе. Только не дай вам бог выскочить, не доезжая, не оказаться потом во Владимировке, не сесть на монастырский катер. Или зимой по льду. На Коневце спасение, потому от него бегут, как от чумы. Можно, как и всем любопытствующим, через Приозерск, с экскурсией. Это уже легче. Народу праздного и колотого на голову много возят в монастырь, и от этого всем один вред. И братии и паломникам. Кому нужно, тот сам доберется. Только не надо коммерции, маркетинга, базы данных, коэффициента сезонности. А так вы спокойно проезжаете мимо и не получаете проблем на остаток жизни. Тихо доживаете в иллюзии благодати.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза