– Мне немного осталось… – мадам Ригер протянула скрюченные ревматизмом пальцы к столбу, за который была завязана одна из бельевых веревок, и прислонена трость, старуха оперлась на трость, шагнула к Кинту, и сразу стало заметно, насколько тяжело ей дался этот шаг, – думаю, это лето я не переживу.
– Что ж, Небеса примут достойную душу, – Кинт коснулся ее плеча.
– Ничего не спрашиваю про тебя, я и так все знаю, – старуха улыбнулась одними глазами, подойдя ближе к Кинту и продолжая его рассматривать, – ты спрашивай, о чем хотел.
– Я хотел попасть в свой флигель, нужно кое-что забрать.
– Там нет того, что ты ищешь, я на днях пустила туда пожить своих девочек, – старуха кивнула на трех девушек - подростков, – а то, что лежало в твоем тайнике у меня, пойдем, также скопилась некое количество кестов за то, что я брала, сдавая твой флигель.
– Оставьте эти кесты своим девочкам, – ответил Кинт.
– Хорошо, – шаркая ногами в кожаных башмаках на толстой подошве по камню, которым был выложен весь двор, старуха пошла к двери прачечной, приняв ответ Кинта как само-собой разумеющееся, и уселась на скамейку у стены, поманив к себе старшую из девушек у котла.
– Да, матушка, – курносая девчонка лет шестнадцати подбежала к ней.
– Там в сундуке, та медная коробка, что была во флигеле, принеси ее.
Девушка поспешила выполнить просьбу, а Кинт присел рядом и, ковыряя носком сапога пробивающуюся меж камней траву, спросил, глядя в глаза старухе:
– Как мне жить дальше, матушка Ригер?
– Хочешь получить простой ответ, на сложный вопрос? – Она, сипло захихикала, но зашлась кашлем, затем отдышалась и добавила, – твоя жизнь не принадлежит тебе, ты дитя терратоса! Но помни о детях своих. С этим и живи, сколько проживешь...
Кинт нахмурился, достал трубку и стал набивать ее табаком.
– Угости даму, – мадам Ригер достала из большого кармана фартука трубку с длинным мундштуком, Кинт набил табаком и ее.
Девчонка принесла коробку и протянула ее старухе, та кивнула на Кинта.
– Возьмите, – присела она в поклоне.
– Спасибо, – Кинт взял коробку, местами покрытую зеленым налетом окисления, и положил себе на колени.
– Темные времена грядут, – вдруг тихо сказала старуха, глядя на овал неба окруженный крышами двора-колодца и выдохнув вверх дым, – а ты будь таким, каким был, мир скоро изменится, но не позволяй ему менять тебя.
Со стороны энергетических цехов донеслись несколько протяжных гудков.
– Ну вот, тебе пора, – мадам Ригер отложила трубку на лавку, посмотрела Кинту в глаза и добавила, – ступай, пусть хранят тебя Небеса.
Кинт грустно улыбнулся, встал и быстрым шагом направился к экипажу, забросил громыхнувшую коробку в салон и, подал рукой сигнал сторожу, чтобы тот открыл ворота.
Спустя полчаса Кинт въехал во двор маленького особнячка. Шагэ сначала выглянула в окно эркера, светящегося уютным и теплым желтым светом, а затем показалась на крыльце.
– Только не говори, что ты угнал эту клячу.
– Арендовал, и мне надо ее вернуть… я еще кое-что оставлю в каретном сарае?
– Оставляй, – махнула рукой Шагэ.
Кинт перетаскал откопанный «клад» в угол сарая, забросав свертки сеном и рассохшимися бочонками, затем открыл медную коробку и сразу уловил терпкий сладкий запах…
– Морес, – хмыкнул он, безошибочно достал сложенный вчетверо лист бумаги, убрал его в карман, подобрал тяжеленный сверток и вышел из сарая.
Шагэ так и стояла на крыльце в ожидании.
– Ступай в дом, я должен вернуть экипаж.
– Ужин остынет.
– Я быстро, – Кинт наклонился к Шагэ и положил тяжелый сверток за дверь, – пусть здесь полежит.
Кинт действительно быстро доехал до площади, где на стоянке других экипажей увидел подвыпившего хозяина клячи.
– Забирайся, отвезешь меня в старый город, – сказал ему Кинт, пересаживаясь в салон.
Возница забрался на свое место, громко икнул и шлепнул вожжами кобылу:
– Пошла!
– Останови на минуту здесь, у фонаря, – сказал Кинт, когда экипаж доехал до края площади.
– Пр-ррр!
Кинт достал бумагу и, чуть наклонившись к свету, стал прочитал:
– Поехали… – Кинт откинулся на спинку сиденья и порвал лист на мелкие кусочки.
Когда экипаж проезжал дамбу через полноводную Зиду, Кинт выбросил обрывки, которые тут же подхватил ветер и понес в сторону степи.
Сначала ужинали молча. Когда Кинт вернулся в дом Шагэ, то обратил внимание на ее нервозность. Наконец, приступив к чаю, Кинт спросил улыбаясь:
– Надеюсь, ты меня не отравила ужином из-за того свертка? Не сомневаюсь, что ты заглянула в него.
– И не только в него! – Шагэ нахмурилась, выпрямила спину и скрестила руки на груди, – в сарае арсенал, а в тяжеленом свертке целое состояние!
– Думаю, что не одно состояние.
– Кинт, мне страшно.
– Что тебя пугает?
– Больше всего меня пугает то, что я не могу понять, кому или чему ты служишь, но уверена, что не себе!