Пес, который говорил правду

— Хорошенькая. Даже очень. Высокая, стройная, волосы растрепанные, ну, как сейчас модно, все они такие в телевизоре. Десять лет назад это выглядело бы как плохо сделанный перманент или как будто она причесывается раз в неделю, но теперь это модно. Но она не была похожа на этих, которые покупают хорошую собаку только для того, чтобы покрасоваться с ней на улице. В первый раз, когда она приехала, я выпустила щенков во двор, и Мики прыгнул на нее и перепачкал ей лапами все пальто. Так она совсем не расстроилась. Только сказала, что он напоминает ей ту лайку, ну, из ее детства.

— И тебе не показалось, что она… немного не в себе?

— Слушай, ты что, хочешь, чтобы я отправляла всех потенциальных владельцев моих щенков к психоаналитику? Я и так тщательно отбираю. Да, она была немножко нервная. Пожалуй, она просто выглядела печальной. Я не могу отказывать всякому, кто покажется мне немного странным.

Надо заметить, что Фейс считает странным любого, кто держит меньше шести собак и каждые выходные не проезжает пятьсот — шестьсот миль, чтобы попасть на собачью выставку.

— Конечно, конечно, — сказала я.

— Однажды, правда, она позвонила мне в истерике, но это со всяким случается, верно?

— А по какому поводу была истерика?

— Да ничего особенного! Щенка стошнило. Не знаю, почему она позвонила мне, а не ветеринару. Но за моими клиентами такое водится, и я это позволяю. Нет-нет, ничего там не случилось страшного. Я ей перезвонила через несколько дней, так она, кажется, даже забыла, что мне звонила.

— У тебя стало такое странное лицо, когда я упомянула Донну Залевски, — сказала я Рите. — И сейчас у тебя то же выражение.

Она только еще крепче сжала губы. Мы выгуливали Рауди и Граучо по Конкорд-авеню, до Фреш-Понд. На Рите было верблюжье пальто, а на Граучо надели клетчатый собачий комбинезон. Моя парка — ярко-синяя, цвет, на котором сразу заметна собачья шерсть, к тому же рукав был разодран до самой подкладки зубами Кими. Однако я полагала, что вид у меня достаточно приличный для прогулки с Ритой и Граучо. Рядом со мной трусил Рауди. Его блестящая благодаря витаминам «Еканубы» шуба выглядела красивей любого манто из горностая. Кими тоже могла бы блеснуть, но, так как она была еще не готова к прогулке с двумя другими собаками, пришлось оставить ее дома.

— Я не хотела бы давить на тебя и заставлять нарушать твои принципы.

Рита кивнула:

— Да, тут я скорее умру. — Она закатила глаза, встряхнула головой и улыбнулась. — Я шучу, конечно, но только наполовину.

Я рассказала ей всю эту историю. Большинство пропустило бы ее мимо ушей. Рита ничего не пропускает.

— Вот что, — сказала она, — считается, что Кембридж — город маленький. Но ты даже не подозреваешь, насколько маленький! Буквально все у всех лечились.

— Мир собачников тоже тесен, — сказала я. — Все всех знают.

— Ладно, шутки в сторону. Я тебе кое-что расскажу, но это строго между нами. Никому не говори. Даже Кевину. Никому.

— Договорились. Так, значит, она у тебя лечилась?

— Нет, не совсем. Я видела ее дважды. В первый раз она пришла ко мне на консультацию. Я побеседовала с ней, но у меня тогда не было времени заниматься ею дальше, поэтому пришлось направить ее к другому врачу. Я потом об этом много думала.

— Почему?

— Потому что выбор врача был не совсем удачный.

— Что это значит?

— Значит, что не помогло. Но…

— Ты направила ее к Элейн Уолш?

— Нет. К человеку по имени Джоэл Бейкер. Знаешь, я не привыкла спихивать пациентов кому попало. Ей нужен был действительно хороший специалист. Да и кому не нужен? Но у нее был сложный случай, тут требовался врач очень опытный, способный поддержать ее, когда станет совсем плохо, а этого было не миновать. Я много думала, прежде чем послать ее к Джоэлу. Я все с ним обговорила. Мне одно не дает покоя: почему, когда там не помогло, она не вернулась ко мне? Я ее предупреждала: если, они с Джоэлом поймут, что лечение не дает результатов, пускай возвращается ко мне. Она не пришла.

— А чем плох этот врач?

— Да ничем. То, что у них ничего не получилось, вовсе не значит, что он плох. Может быть, у них не возникло контакта. Может быть, не следовало направлять ее к врачу-мужчине. Но я сделала это не бездумно. К тому же Джоэл из всех врачей-мужчин в городе, пожалуй, наиболее тонко чувствует проблемы женщин и успешнее всех с ними работает. Я всегда считала его первоклассным психотерапевтом.

— Ну, если им просто не удалось наладить контакт, ты зря переживаешь. Это не твоя вина.

— Я знаю. Если передаешь кому-нибудь больного, никогда нельзя поручиться, что это «точное попадание». А так как она ко мне не вернулась, видимо, и мне не удалось найти к ней подход. Все это так. Но… Послушай, только это тоже — строго между нами!

— Конечно.

— Я кое-что слышала. Сплетни. Ничего такого особенного. Просто слухи, но они навели меня на нехорошие мысли. Пересказывать их я не буду. И не проси.

Я не стала просить.

— Джоэл Бейкер, он психиатр? Врач?

— Он психолог. Кстати, может, ты и знаешь его. У него такие большие собаки. Эти… горбуны.

— Кто, кто?

— Ну, как же они называются? У них еще такой ежик на спине!