Чтобы скрыть неловкость, я нагнулась почесать за ухом вечно сонного риджбека. Он не проснулся.
Но Шейла вовсе не собиралась сворачивать с этой темы:
— У Бена много подруг. Я их называю: твой гарем. — Она засмеялась. — Но Элейн была самой близкой из всех. Честно говоря, меня это даже немного беспокоило. Хотите кофе? У меня настоящий, с кофеином. На нем только и держусь.
— Конечно, — ответила я.
Кофеварка, заляпанная присохшими брызгами сливок и когда-то сбитого крема, была окружена журналами, конвертами, газетами, рекламными проспектами, пластмассовыми игрушками и поделками явно бездарных детей. Шейла налила себе и мне в две грубые керамические чашки.
— Сахар? — предложила она.
— Да, пожалуйста.
Лучше бы я отказалась! И сахарница, и банка для сахара оказались пусты. Шейла перерыла весь кухонный шкаф и в конце концов нашла некий продукт под названием цуканат.
— Это не совсем сахар, — извинилась она, ставя коробочку на стол и наконец усаживаясь, — но тоже неплохо: он очень сладкий.
Сладкий — не то слово! Вкус напоминал патоку, еще и сдобренную сахарином. Но, видимо, такова плата за «естественность» во всем. Шейла продолжала:
— Элейн была ужасно активная! И они с Беном постоянно донимали меня со своим женским движением… И еще заставляли больше читать. — Она вытянула из кучи бумаг тоненькую газетенку. — Что-нибудь типа вот этого: «Обзор литературы для женщин». Этот экземпляр Бен подарил мне на Рождество, — сказала она с усмешкой.
В Кембридже полно таких мужчин. Лет двадцать назад подобные молодые люди водили своих девушек не в театр или ресторан, а на антивоенные манифестации. Теперь они нашептывают им на ухо, что будут помогать им по дому, а вместо чайных роз на длинных стеблях посылают в подарок подписку на газетку «Слезайте с нашей шеи!»
— Первый номер я прочитала, — сказала Шейла, — а остальные у меня даже не было времени открыть. По правде говоря, я очень неорганизованный человек.
— Но ведь у вас столько дел! — возразила я. — И работа, и дом, и дети, и собака — все на вас!
— Некоторые умудряются справляться, — покачала головой она. — Или мне кажется, что они справляются.
Хлопнула дверца автомобиля, послышались громкие голоса.
— Вот они, явились, — вздохнула Шейла. — Теперь, если объявится еще и кошка, вся семья будет в сборе.
Предлогом для визита, как я уже говорила, были фотографии семьи Моссов с собакой, кошкой и детьми. По словам Шейлы, собака с кошкой жили так дружно, что частенько спали рядом. Насколько я поняла, Иди вообще только и делал, что спал. Это было его основное и любимое занятие. Но как только послышались голоса, он приподнял голову и выбил хвостом взволнованную дробь. Потом поднялся и не спеша потрусил к двери.
Дети Моссов были мальчики от двух до семи лет. Трое младших ввалились в дом в расстегнутых куртках. Разношерстные варежки свисали с пришитых к рукавам резинок. Под куртками оказались рубашки-поло и пуловеры. Старший уже перешел на джинсы и перчатки. Все четверо были похожи на отца, вошедшего за ними следом. Пятеро крупных, крепких мужчин и худая, бледная и усталая Шейла. Никто не поздоровался с собакой или хотя бы молча не погладил ее, но Иди тем не менее продолжал исправно вилять хвостом.
Бен Мосс оказался мужчиной высокого роста, с густой каштановой шевелюрой без признаков седины, которая уже пробивалась у Шейлы. Черты лица, насколько можно было разглядеть (большую его часть скрывала борода), крупные и грубые, но довольно приятные, кроме, разве что, холодных голубых глаз. Но что больше всего поразило меня, так это прекрасный цвет лица у всех пятерых — яркий контраст с бледностью Шейлы. Создавалось впечатление, что она ежедневно вливает пару пинт своей крови мужу и сыновьям.
— Холли, — сказала она, — это Бен. Бен, это Холли Винтер. Она пишет рассказ о родезийских риджбеках и хотела бы сфотографировать Иди с мальчиками. И Эдлер тоже, если она покажется.
Бен Мосс взглянул на меня в упор и вышел из кухни, не сказав ни слова. Старший мальчик открыл холодильник. Младший вскарабкался на колени к Шейле и что-то сказал ей. Я не разобрала что. Она приподняла блузку, и он стал сосать.
— Вообще-то не стоило бы… — призналась она. — Я ведь принимаю прозак.
В Кембридже люди признаются, что принимают прозак, так же легко, как в других местах сообщают друг другу, что они на диете. Здесь для матери так же естественно кормить ребенка грудью на людях, как ходить без паранджи. И все же даже в Кембридже большинство кормящих матерей не станут принимать и аспирина, а если начнут, то тут же отнимут ребенка от груди.
Негрудные мальчики побросали свои куртки на пол и засыпали Шейлу жалобами на отца, который отказался купить им то, и другое, и третье.
Пес спокойно улегся на куртки и снова уснул. Я позавидовала его хладнокровию. Когда Бен Мосс снова заполнил собой кухню, он даже не взглянул в мою сторону. Сначала он сделал Шейле выговор за плохой залах в ванной, потом спросил:
— Ты что, еще не начинала готовить ланч? Чем ты занималась весь день?