Пес, который говорил с богами

Шли месяцы, и Дамиану казалось, что в его жизни никогда не было ничего, кроме этого места, этих людей и безумия. Затем внезапно электрошок, инъекции и анализы крови прекратились. Исследование закончилось, но Дамиан не мог об этом знать. Он знал только, что других собак отсюда забрали и он теперь — единственный постоялец. Вряд ли Дамиан должен был испытывать благодарность к Хоффману, который желал оставить его в живых, пытаясь таким образом вернуть долг.

Этолог не видел Дамиана с того момента, как отдал его Севиллу, но несколько раз спрашивал о нем, дабы убедиться, что с ним обращаются, как положено.

Дамиан был совершенно измотан. Он плохо спал. Несмотря на то что пол больше не бил током, Дамиан по-прежнему не доверял ему и целыми днями просиживал в металлическом ящике тридцать на сорок дюймов.

Он ждал Единственную.

Она скоро придет, он только должен ждать.

Дамиан остался совсем один — лишь Том приходил утром и вечером, без единого слова кормил его и чистил клетку. Сотрудники лаборатории были заняты мыслями о приближающихся отпусках. В последние дни они практически не работали, заходили друг к другу в гости, сидели на столах, курили, нарушая все правила, и пили кофе, пока Том чистил и ремонтировал оборудование, вежливо улыбаясь их остротам.

Севилл отправился в ежегодное осеннее путешествие в Мексику вместе с Новак, которая, получив от Элизабет письменное заявление, засунула его поглубже в стол. Чейз со своей девушкой отправился на виндсерфинг в устье холодной реки Колумбия. Том, как обычно, не делился своими планами. Собаку нельзя было оставлять в лаборатории, поэтому ассистент Севилла получил разрешение временно перевести Дамиана в общие клетки, где о нем будут заботиться до возвращения персонала.

Вернувшись на псарню, Дамиан свернулся в углу и стал терпеливо ждать. Ждал Единственную. Ждал Севилла. Севилл теперь был главным в его мире, поэтому, естественно, мысли собаки крутились вокруг него. Его инстинкт стаи требовал подчинения вожаку, и он пытался этому инстинкту следовать. Но о девушке Дамиан думал гораздо чаще; когда открывалась дальняя дверь или слышались чьи-то шаги, его уши вставали торчком, глаза загорались надеждой и терпеливым ожиданием. Она придет. Он не умел сомневаться.

Дамиан ел очень мало, а еще он начал грызть переднюю лапу. Ему было необходимо двигаться, что-нибудь делать, он не мог сидеть спокойно. Вся его энергия, энтузиазм и жизненная сила, интеллект и любознательность, великолепная мощь молодого бульдога не находили применения — и все же требовали выхода. Поэтому он грыз левую переднюю лапу, взвизгивая от боли, пока не пришли лаборанты и не надели ему на шею пластиковый конус, лишив его последней радости. Никто не заметил, что ошейник не позволяет ему дотянуться до носика автопоилки. Дамиан, не найдя ничего необычного в таком наказании, стоически терпел, свернувшись в своем углу. Он ждал, мучился от жажды и слушал непрерывный лай сокамерников.

На шестой день Дамиан не сумел подняться. Он безвольно обмяк и терпеливо замер в такой позе, а лай собак вокруг воспринимал теперь как странный, убаюкивающий, отдаленный шум. Лаборантка, заметив нетронутую еду, осмотрела его, но не нашла никаких повреждений. Узнав, что пес — под специальным надзором директора, пожала плечами и вышла.

На следующее утро дверь клетки открылась, но он этого не услышал. Увидев неясную тень с той стороны, где пластиковый конус закрывал ему поле зрения, он слабо повернулся. К нему нерешительно потянулась рука, и он отпрянул, ни секунды не раздумывая. Это могли быть Том или Севилл, и он с тоской надеялся, что они снимут с его шеи конус и дадут немного воды.

Руки прикасались к нему очень мягко, но он не мог не дрожать и беспокойно отодвигался — по привычке. Руки сняли ошейник, и он был им за это благодарен. Затем, не веря своему горячему сухому носу, он обернулся и увидел знакомые очертания девушки: та сидела рядом с ним на корточках. Он уткнулся ей в колени и уперся своей большой головой в живот, поскуливая от счастья, как дворняга. Он завыл громче, когда Элизабет, успокаивая, обняла его, одновременно вытирая собственные глаза и нос.

Он сбивал ее с ног и напрыгивал на нее всякий раз, когда она пыталась встать. Впервые в жизни он перевернулся на спину, изогнувшись перед ней, как щенок. Она чесала ему живот, хватала за лапы, целовала его снова и снова, когда его голова оказывалась где-нибудь рядом с ее лицом. Очень быстро Дамиан выдохся. Он лежал, похрюкивая от наслаждения, положив голову ей на колено и глядя в лицо.

— Она вытащила тебя оттуда, дружок! Это потрясающе! — Элизабет, обняла его за шею. — Полезно иметь друзей наверху, а? — Она желала доктору Новак многая лета и благословляла весь ее род. — Ну и вид же у тебя, однако! Какой ты худой, почти как в самом начале. О чем только думают эти лаборанты?