Пес Первого дома (СИ)

— Встань! — приказал Руссандол тихим бешеным голосом. — А теперь ты! Именно ты! Берешь с собой старших поумнее! Опросишь разведчиков! И пойдешь искать тело кано Тьелкормо и принесешь ко мне! Исполнять!

Юнца как ветром сдуло прочь из тронного зала.

Руссандол ударил правой, стальной рукой в стену, раз, другой, третий — чудное каменное кружево крошилось и летело во все стороны. Работе Искусника все было нипочем.

Клятва давила, как ошейник шипами внутрь. Он невольно дернулся, чтобы оттянуть этот ошейник и глотнуть немного воздуха, но только черкнул кожаной перчаткой по горлу.

И на мгновение позавидовал Турко.

Комментарий к Пес Первого дома

1. Келегорм - рыжий. Светло-ярко-рыжий. Они никак не может быть златоволосым в этой семье, как его нередко рисуют. Он может быть или среброволосым/пепельноволосым, в Мириэль, или светло-рыжим, в материнскую линию, если он Fair, Светлый. Либо уж нафиг, и “темная троица” брюнеты все.

2. Да, Эльвинг здесь старше братьев, это хэдканон. “Я так вижу”(с) со времен первого моего прочтения Сильма, где это не было толком указано. Возраст отца в принципе допускает.

========== внезапный эпилог ==========

Они нашли своего кано на той же поляне у Эсгалдуина, где его видели в последний раз.

Синдар уложили его не на снег — на ложе из щитов других воинов Первого дома, и укутали в свои серые плащи. В насмешку? Или стараясь согреть еще живого? Кто теперь разберет, что хотели беглецы из разоренного дворца и зачем это сделали?

Усталое спокойствие на бледном бескровном лице кано Тьелкормо показалось Карнетьяро не просто странным — страшным. Он ждал чего угодно — следов битвы, горы изрубленных тел, готов был найти своего безумного кано приколотым сотней стрел к здешним деревьям или поднятым на копья, но только не этого.

Больше десятка других тел в черных кафтанах и красных плащах остались лежать в беспорядке, но нетронутыми, лишь мечи у иных забрали. Беглецы торопились. Своих мертвых товарищей они успели лишь уложить рядом друг с другом, также укрыв одеждами, их оружие тоже исчезло.

И все вокруг запорошил снег, ни единого следа, уходящего с поляны, не осталось.

Но на лице кано Тьелкормо лежали лишь отдельные снежинки.

Карнетьяро через силу подошел ближе. Уже привычно вытер слезы. Пустота внутри была слишком большой, неправильно большой…

Его кано не было здесь. Лишь пустое тело.

Как ему дальше жить, исполнив последний долг перед кано, Карнетьяро не понимал. Кано был… всегда. Многие последние годы он был слишком хмурым и злым, но он был, а теперь нет. Не за кем идти.

Он даже не оторвет своему глупому верному голову. Лучше бы тогда оторвал, право слово. Сейчас он был бы с ним в чертогах Мандоса, и может, кано простил бы дурака.

Нехотя, чувствуя руки чужими, он осторожно отвернул плащи, укрывавшие тело, невольно еще ожидая найти множество ран. И увидел, что на кано Тьелкормо не было почему-то кольчуги.

Слева черный кафтан был пропорот, его полы, штанину и даже сапог пропитала темная кровь, которая, казалось, сочилась оттуда долгое время. Смертельной эта рана не казалась, но других сейчас видно не было.

— Их плащи, — сказал Карнетьяро непослушным голосом, кивнув в сторону мертвых нолдо. — Для носилок. А их мы уложим здесь.

Рядом предостерегающе вскрикнул Синко, указав в сторону. Юный воин словно нехотя повернул голову и даже не сразу поверил, что вот эта съежившаяся фигурка под большим дубом — живой синда. Бледный как мертвец, но живой.

Зато когда поверил — в несколько прыжков оказался возле него.

— Ты! — выкрикнул Карнетьяро, встряхнув этого ненормального — а затем от неожиданности разжал руки. Перед ним был почти ребенок. Полусотни лет этому сопляку точно не было, да и тридцать лет едва ли исполнилось! Он даже самому Карнетьяро был от силы по плечо.

— Ты зачем тут сидишь? — спросил нолдо уже тише.

— Чтобы… вы меня… убили, — еле выговорил тот.

— Ты спятил? — сопляк посмотрел непонимающе. — Обезумел? — поправился Карнетьяро.

— Н-нет… — мальчишка от страха начал заикаться. — Я… я застрелил его.

— Что? — заорал Карнетьяро, снова хватая его за одежду и тряся.

Из глаз серого текли слезы, он открывал рот, не в силах сказать ни слова. С трудом Карнетьяро разжал руки, прислонил мальчишку к стволу дуба, чтобы тот не упал и, кое-как овладев собственным голосом, потребовал:

— Говори. Говори!

— Здесь шел бой… — с трудом выговорил дориатец. — Мы… прятались. И тут… появился он. Прошел мимо нас. Бой прекратился… стали расходиться… Но я испугался… И выстрелил. Один раз… охотничьей стрелой. Я не видел… что он ранен был… — От страха синда вдруг заговорил яснее и быстро, хотя теперь его трясло всего. — Я думал, что защищаю маленьких. Сестер. И остался. Чтобы вам было кому мстить. Чтобы вы не искали моих младших по лесу, не убили их за своего вожака. Вот он я. Сам остался. Уби… вайте.

Карнетьяро сделал два неверных шага назад, пошатываясь.

— Дубина!!! — заорал он, и новые слезы брызнули из глаз. — Идиот!!! Пень ты дубовый! Совсем ума нет! Дубина неотесанная! Я его этим верну, что ли?! Вылечу, что ли? У тебя что, Сильмариль в сумке? Полудурок!