Пес с ушами-крыльями

Иерон закрывал глаза и видел: серый пляж с длинными клочьями водорослей, семенящий краб в корке грязи – а на песке оплывают следы собачьих лап.

Потом он открывал глаза – и лицом врезался в реальность. Как в воду с льдинками.

…– Я люблю вашу жену.

Иерон долго смотрел на виконта и не мог понять: неужели молодой хлыщ действительно думает, что ему это интересно? Что это вообще кому-нибудь интересно?

– И что? – спросил он наконец.

– Вы не понимаете – я люблю вашу жену!

Барону представилось вдруг: ночь в темной спальне, постель как горный пейзаж и висящая над всем этим равнодушная белая луна. Пахнет воском и холодом. Как ее можно любить? – думал барон, и не находил ответа. Может быть, дело во мне, думал он позже, но тут же отбрасывал эту мысль – потому что чувствовал в ней фальшь и некую искусственность. А потом Иерон как-то внезапно понял все, связал единым мысленным движением разрозненные ниточки в общий узор. Виконт любит ее, она любит виконта, а он, дурной никчемный глупый старый муж, стоит тут и все узнает последним – как и положено дурному, никчемному, глупому, старому мужу. Стоит и слушает. Барон моргнул. Одиночество приблизилось и ударило наотмашь; стальное лезвие прошло от макушки до пят и гулко стукнулось в мрамор. Барон умер.

– Вы меня слышите? – настаивал виконт.

Веки стали вдруг ободранными до мяса.

– Вот и любите на здоровье, – сказал Иерон, плавая в красноватой темноте. Губы плавали где-то совершенно отдельно. – Я-то тут причем?

Следы на сером песке.

ОКТАВИО:

Вы злой человек, господин барон.

БАРОН

Да что вы говорите? Перегорио! Перегорио!

Старый солдат, где ты?

СТАРЫЙ СОЛДАТ

Я здесь, вашмиласть!

БАРОН

Сколько тебе лет, служивый?

СТАРЫЙ СОЛДАТ (чеканит)

Сто сорок восемь!

БАРОН

Вот как? Интересно. А от рождения?

СТАРЫЙ СОЛДАТ

Сорок восемь.

БАРОН (раздражаясь)

Тогда почему врешь, дурак? Зачем целый век себе прибавил?

СТАРЫЙ СОЛДАТ

Виноват, господин барон. Не с той ноги встал. С утра попил воды, справил нужду, полез за табачком и чудится мне, что сто лет уже как служу. До восемнадцати просто жил, и сто лет под ружьем.

Как отслужу, дай бог еще тридцать протянуть.

Как раз и будет ровно.

БАРОН(показывает на Октавио)

Видишь этого человека?

СТАРЫЙ СОЛДАТ (чеканит)

Как прикажете, вашмиласть! Зарежу в ваше удовольствие!

БАРОН

Молчи, дурак.

Миру опять сделали кровопускание – черная густая кровь брызнула тяжело и нехотя; барон моргнул; потом наконец отворилась и с облегчением и звоном полилась в медный цирюльничий тазик. Через двери в залу наступал черно-красный прилив – медленно подползал к ногам Иерона; неподвижное тело виконта всплыло и теперь равнодушно покачивалось в багровых волнах. Лицо мертвеца парило белесым пятном. Барон посмотрел в окно. Сад был уже полностью затоплен, вишни и акации торчали из багряной глади, как прутики из песка. Местами гладь запеклась – черные островки виднелись тут и там; солнце плыло в крови словно купальщик. Цвета вокруг стали режуще яркими, кричащими. Начинался припадок.

* * *

– Хотите, я попробую снять проклятие? – предложил вдруг Эсторио от чистого сердца. – Я не уверен, что получится, но…

– Не надо, – сказал барон. Ему все было ясно. – Это не проклятье. Это… – он скривил губы. На языке была горечь. Пенелопа. – справедливость, кажется? Так это у вас, у хороших людей, называется?

Пенелопа. Пенелопа.

Барон слепо нащупал на поясе мешок с монетами, попытался отвязать – не получилось. Не глядя, Иерон достал нож и обрезал шнурок. Бросил мешочек наугад. Судя по звуку, не промахнулся.

– Благодарю, господин барон. Ваша щедрость поистине…

Иерон махнул рукой: не надо. В темноте было хорошо. В темноте было спокойно.

Прошла вечность.

– Вам плохо, господин барон? Господин барон?!

Иерон поднял голову.

– Ты еще здесь, лекарь? – барон огляделся. Ничего не изменилось – только за окном посинело. – Почему ты не ушел? Ах, да. Мои люди. Я забыл. – он помолчал, потом снова заговорил – глухо: – Но раз ты все еще здесь, ответь мне на один вопрос… Тебе случалось обижать кого-нибудь так, чтобы у того кровь сердца брызнула? Скажи, лекарь, случалось такое?

– Н-н… нет.

– А вот мне приходилось.

* * *

Круглое лицо в темноте спальни белело, как луна. Плоское, равнодушное. Луна вызывала приливы и отливы, но ее саму это не трогало. Луне было откровенно плевать.