Пес в колодце (ЛП)

Иезуит вздрогнул. Точно так же, как и я, он узнал голос Ариадны Пацци. Священник нервно сглотнул слюну и обратился к Массимо:

- Откройте, капитан.

Женщина вскочила в вестибюль, словно перепуганная куропатка. Одежда и волосы женщины были в беспорядке. На пухлых щеках были видны следы слез. Она сразу же упала на колени перед священником и завела:

- Спасите меня, падре. Они уже чуть было меня не схватили, но я сбежала. Они повсюду разыскивают Аурелию… Мою кухарку… Только я ни о чем не знаю, клянусь. Я сама была в городе, а шабаш состоялся в моем имении. И теперь меня подвергнут пыткам, О Боже, Боже…

- Успокойся, женщина. – Никогда еще я не слышал, чтобы голос моего "отца-отца" звучал столь бесстрастно. – Если ты невиновна, как говоришь, в что я горячо верю, с тобой ничего не случится. Давай пройдем в соседнее помещение, ты откроешь мне сердце…

И они вышли.

- Дура-баба, вместо того, чтобы приходить сюда, ей следовало бы бежать из города, - прокомментировал случившееся Бенедетто. – Помню, что лет десять назад случилось в Аквилее. А ведь там нашли всего одну ведьму, а не целое стадо.

Какое-то время все молча ели. У меня аппетита не было.

- Альфредо! – Из-за двери часовни показалась голова дона Филиппо. – Если перед тем он был бледен, то теперь его лицо налилось багрянцем. – Побеги к брату Джузеппе и попроси незамедлительно прибыть сюда, еще сообщи капитану Барццуоли, что у меня имеется свидетель, готовый дать показания. – Видя мою нерешительность, он прибавил: - Я должен сделать все, чтобы спасти бессмертную душу этой женщины.

Несмотря на позднее время, толкучка перед церковью Санта Мария дель Фрари была немилосердной. Хотя, судя по человеческим лицам, в них напрасно было искать милосердия – наоборот, была заметно некое рвение, за которым скрывался страх. Здесь молились, а точнее – перемалывали молитвы в ожидании очередного указания монаха из Пьедимонте. Когда я прибыл туда, он как раз вышел на ступени церкви. И тут же сорвался вопль, словно дуновение вихря в ветвях перед бурей, и он же мгновенно замер, когда frater выбросил руки вверх, застыв с прикрытыми, словно в трансе, глазами. А толпа, словно послушный дирижеру оркестр, замолкла и замерла в ожидании.

- Братья. Вспомните слова: И вошел змей похабный в город наш, и отложил свои отравленные яйца. А из каждого нарождается тысяча новых змей, что оплетут нас, ведя к проклятию вечному. Ибо велика предательская сила сатаны. Только позор слугам его, а мир – правоверным и набожным. Только помните, милейшие мои, сегодня овцам стоило бы завести рога, а ангелам – меч. Необходимо выжечь каленым железом, вырубить святым мечом все больное, дьявольское, гадкое.

Он заставил, чтобы слова его повисли в воздухе, а отовсюду раздавались крики восторга, словно горячий воздух из кузнечных мехов. Слушатели казались единым телом и единой мыслью, хотя то и была мысль, порождающая ужас. Я подошел к фра Джузеппе после того, как тот закончил речь и, обессиленный, оперся на балюстраду, как будто вот-вот собирался упасть. Монах казался полумертвым. Но, почувствовав, что я приближаюсь, он открыл свои пылающие глаза, а пара монашков образовала перед ним живую стену. Джузеппе отодвинул их.

- Я знаю тебя, сын мой, с чем ты приходишь?

Я шепнул ему, что падре Филиппо ожидает его, поскольку нашел важного свидетеля. Монах оживился, как будто бы вся усталость куда-то испарилась, и пообещал, что скоро придет. Естественно, с капитаном Барццуоли.

- Ты же, сын мой, возвращайся к падре Филиппо и передай, что я мигом.

Мне ужасно не нравилось, что он называет меня сыном, так что только притворился, будто бы целую его бледную, скользкую ладонь, и вернулся в Мавританский закоулок. В часовне рядом с вестибюлем я застал синьору Пацци. Женщина была уже гораздо более спокойной; она стояла на коленях, положив голову на Библию, а услыхав меня, повернула голову и шепнула:

- Этот святой человек отпустил мне все грехи, несмотря на то, что их у меня было много.

Я хотел было что-то ей сказать, но тут отец Браккони вышел из алькова, служащего ризницей, неся небольшую коробочку для святых даров, с которыми он привык ходить к больным и умирающим. Давно я не видал его в таком возбуждении. Он вынул облатку, поднял ее и со словами "Се тело Христово" вложил ее в рот Ариадны Пацци.

Когда он завершил молитву, я сообщил, что просьбу его выполнил.

- Благодарю, сын мой, - коротко ответил патер, а потом угостил вдову вином, не переставая успокаивать ее теплыми словами:

- Помни, если признаешь правду, ничего плохого с тобой не случится, наоборот, огромную награду получишь на небе; но ты должна поступать строго по моим указаниям, ничего не скрывая.

Вскоре пришли capitano и брат Джузеппе. Падре Браккони приветствовал с надлежащим уважением, после чего указал на донну Пацци:

- Вот, несчастная вдова, невольная очевидица дьявольских шабашей, языческих мистерий и других злодеяний. И она готова добровольно дать показания.

- Благодарим вас, отче, - заметил на это Барцуолли. – Сейчас мы заберем ее в Palazzo…