Пес в колодце (ЛП)

- Церковь, она как люди, среди которых существует. Она может ошибаться, как они, грешить, как они, но так же великой и святой, как они. Ибо, разве блуждающий человек, не остается все так же человеком, неужели лишается он своей бессмертной души? Так и Рим, прежде всего, он является указателем и хранителем Доброй Вести, ну а поскольку божественный огонь подпитывают разные люди, иногда пламя, вместо того, чтобы согревать сердца, поджигает костры, на которых сжигают.

- А знаешь ли, дорогая, что инквизиторы сожгли бы тебя, слыша твои еретические тезисы?

- Это не тезисы. Это вера. Это покорность. Это согласие с собственным несовершенством. В конце концов, это любовь. К Богу во всем свете и в тебе.

- Во мне? – рассмеялся я. – Если Бог и был, он давно уже пошел искать себе иное место.

- Он наверняка есть, Альфредо. О есть, и когда-нибудь ты его почувствуешь. Я молюсь за это.

Тут она пронзительно глянула на меня, как-то не так, как обычно.

Неоднократно я спрашивал ее о том, как соглашает она свою веру с нашим грешным союзом.

- Я дала тебе обет в душе, - отвечала она. – У меня нет, и не будет иного мужа, кроме тебя. И Господь об этом знает.

Иногда же, бросив философствование, мы говорили о нашем ребенке, которого, как обещала Мария, Ипполито должен будет признать своим.

- И ты его воспитаешь. Чтобы он сделался самым умным и мудрым властителем эпохи.

Пришли осенние холода, слякоть. Ничто не предсказывало несчастья. В связи с состоянием герцогини, мы виделись реже. Зато своим персональным шифром писали друг другу письма, которые передавал неутомимый Ансельмо.

При родах я не мог присутствовать, зато не спал всю ночь. Вскоре после полуночи по всей Розеттине стали бить колокола, стреляли из аркебуз; люди высыпали на улицу с песнями и танцами, ведь рождение наследника трона означало стабилизацию, а ведь простонародье не желает ничего более, как покоя. И я танцевал вместе с людьми.

А на второй день побледневшая настоятельница францисканок рассказала мне о злокачественной лихорадке, которая неожиданно проявилась у роженицы.

- Что с нами будет? – хлюпала она носом. – Без защиты Марии нам конец.

- Перестань плакаться, синьора, твоя сестра выздоровеет, вызвали самых лучших медиков.

- А если не…

- Когда будешь у нее, дай ей вот это, - подал я монахине коробочку.

- Что это такое?

- Чудесный порошок, полученный мной от одного монаха, когда я посещал монастырь святой Катарины на горе Синай. Он лечит злокачественные горячки и воспаленные раны. Мне удалось установить, что он взялся из определенного вида плесенного грибка, прозванного penicillium.

Я не мог предвидеть, что настоятельницу перед встречей с сестрой обыщут, и и что лекарство у нее на глазах Ипполито высыплет в окно. Тем временем даже Ансельмо не советовал мне дольше оставаться в городе.

- Не мое это дело, учитель, - бурчал он, - только я на вашем месте как можно скорее удирал.

- Это почему же? – удивился я.

- Слишком уж много накопилось вокруг вас людской зависти и неприятия. Церковь и богачи боятся ваших учений; и страшно даже подумать, что бы с нами случилось, если бы не стало нашей светлейшей защитницы.

Только никаких предупреждений слышать я не желал. Переодевшись монахом, я пробрался во дворец. И увидел Марию, еще бледнее обычного, обессилевшую и гаснущую на глазах. Увидав меня, она жестом отослала фрейлин. Я упал на колени у ее ложа.

- Альфредо, Альфредо… - шепнула она. – Ну что ты тут делаешь?

- Я рядом с тобой, Мария Я здесь, и буду всегда.

Герцогиня в беспокойстве отрицательно покачала головой.

- Ты должен бежать, любимый, должен! Мне ты уже не поможешь. Я умираю.

- Ты выздоровеешь моя дорогая. Ты приняла мой порошок?

- Дорогой, пока есть время, уходи. Как только я умру, ты погибнешь.

Я остался в городе, плакал… Я просто не знал, что делать. Словно заводной пес, от которого родом мое прозвище, кружил я вокруг герцогского замка, вокруг собора. Бывало так, что я останавливался перед порталом, где драконы, грифы и кентавры склоняют головы перед Пантократором, и грозил ему кулаком.

- Если ты есть, если существуешь, излечи ее. Вы ты, говорят, всемогущий!

- Поначалу тебе следует уверовать, а потом просить, - буркнул мне безногий нищий, качающийся на своих костылях. Я же был в таком отчаянии, что совершенно не узнал в этом несчастном капитана Массимо.

Мария умерла на третий день, перед утром. Возможно, мне так только казалось, но, не спя в нанятой комнате напротив ее комнат в Кастелло, я вдруг всидал целую стаю белых чаек, которые, непонятно откуда, поднялись вдруг над крышей дворца.