Пес в колодце (ЛП)

- Бизнес есть бизнес, - отвечала Моника. – Впрочем, я всегда выбирала таких, которые, собственно, ничего уже и не могли, разве что поболтать, потрогать, полизать…

Без ложной скромности – это наилучшее определение характера синьорины Мазур. Хотя мне кажется, что это было характерным для времен, в которых ей пришлось жить. Женщины вели себя словно потаскухи, за исключением феминисток, которые пытались вести себя словно мужчины. Моника вела себя чрезвычайно свободно. В жаркие дни конца июня – начала июля она крутилась по дому в прозрачных трусиках и в микроскопическом лифчике, приводя к тому, что мое тело довольно-таки настойчиво напоминало мне, что я являюсь мужчиной, у которого почти четыре сотни лет не было женщины. И девушка быстро сориентировалась, какие мысли приходят мне в голову.

- Хотел бы меня? - спросила она как-то вечером, глядя мне прямо в глаза с вызывающей усмешкой. А радужки у нее были, как у моей герцогини: синие. – Номер не пройдет!

- Но почему? – пробормотал я, багровый как рак. – Я возбуждаю в тебе отвращение?

- Вовсе даже наоборот. Я могла бы в тебя влюбиться. Только не люблю смешивать любовь с бизнесом.

Я не стал это комментировать. С какого-то времени у меня складывалось впечатление, что девушка пытается играть более жесткую и циничную личность, чем была на самом деле. Но, похоже, именно такой стиль в этом столетии был просто обязательным.

Местные журналисты появились еще перед началом торжества. В ходе его проведения начали прибывать следующие. Еще перед тем, как мы сказали: "Да", с грохотом винтов приземлилась крылатая птица (похожий на машины, концепцию которых я когда-то выдумал, поглощая рисунки Леонарда) – вертолет с эмблемой SGC. Когда его пассажиры появились в дверях зала мэрии, я без труда всех их идентифицировал. Худощавый, нервный коротышка – это, должно быть, генеральный директор, Эусебио Розенкранц. Длинноногая красотка – это, вне всяких сомнений, моя секретарша и одновременно глава отдела по маркетингу, американка Лили Уотсон. Красивая сучка, которая, в соответствии со всеобщим мнением, жаркое тело модели (дебютировала она на развороте "Минеттио") соединяла с холодным мозгом типа жесткого компьютерного диска. Ну а мускулистый тип с взглядом ротвейлера соответствовал начальнику охраны, Луке Торрези.

В ходе церемонии вся троица всматривалась в меня с величайшим напряжением. Они как будто не верили собственным глазам. А ведь выглядел я именно так, как должен при подобной оказии выглядеть Гурбиани: белый костюм в полоску, пурпурная роза… Сотрудникам я послал улыбку. Те ответили кривыми гримасами. Ежесекундно срабатывали вспышки, что я старался принимать с естественной самоуверенностью. После завершения церемонии, когда все бросились ко мне, я остановил их, подняв руки.

- Уважаемые, - сказал я. – Это тихая и приватная церемония. На все интересующие вас вопросы я отвечу завтра, в конференц-зале на Пьяцца Гарибальди.

После чего мы удалились по эвакуационному маршруту, то есть через небольшие служебные двери, предназначенные для сотрудников магистрата.

Понятное дело, но встречи с моими ближайшими коллегами по корпорации избежать я не мог. Их я подождал в кабинете, предоставленном мне мэром. Лили покрывала меня поцелуями, ежесекундно вытирая глаза, как будто любой ценой пыталась выжать из них слезы. У Розенкранца была глупая мина кого-то, кто уже привык к мысли о скорейшем присвоении всего бизнеса, а теперь видит, как варенье исчезает из-под носа. Он обнимал меня, подскакивая, словно малыш ротвейлер, приветствующий своего хозяина. Чудо, что он хвостом не вилял. А вот Лука Торрезе всего лишь пожал мне руку и рявкнул:

- Черт, шеф, и куда это синьор подевался?

- Были у меня определенные неприятности.

- Это я предназначен для решения проблем синьора. По крайней мере, синьор мог дать знак, что жив.

- Поговорим об этом позднее, Лука. Сегодня я вступил в брак. И хочу побыстрее оказаться дома.

- А собственно, Аль, откуда ты выкопал эту попку? – шутливо начал Эусебио.

Закончить он не успел. Я схватил его за отвороты пиджака, приподнял вверх – ничего сложного, весил он всего сорок семь с половиной килограммов – и швырнул о стену.

- Это никакая не попка, а моя жена, direttore, и я требую, чтобы ты проявлял к ней надлежащее уважение!

- Ну да, конечно, извиняюсь, - мямлил тот.

Когда я его ударил, он, похоже, прикусил себе язык, так что из губ сочилась кровь, придавая его худощавому лицу вид физиономии карликового вампира.

- Шеф, если вы хотите отсюда валить, - предложил Торрезе, - вертолет прогревает двигатели.

- Все нормально.

Я направился к черному ходу. В коридоре мне встретился седеющего мужчину в костюме, к которому все относились весьма уважительно.

- Прошу прощения, Альдо, что морочу тебе голову в такую минуту, - произнес этот тип, заступая мне дорогу, - но мне кажется, что нам необходимо переговорить.

Я понятия не имел, что ему ответить, не знал, что это за человек. Но, раз он обращался ко мне по имени…

- Да, слушаю.