Пес в колодце (ЛП)

Рядом с Моникой я провел около четверти часа и пообещал заскочить к вечеру. Меня подгоняли обязанности. В полдень у меня была назначена встреча с Липпи и Кардуччи в офисе Проди. Это я готовил веселую штучку для органов власти SGC. Желая избежать неприятных неожиданностей, до девяти утра я забрал адвоката из его пригородной виллы и привез в его контору на Пьяцца д'Эсмеральда. Матеотти обеспечил присутствие пятерки своих лучших охранников. Лука прибавил к ним троих своих.

- Шеф, что вы задумали с этим Проди? – спросил меня Торрезе.

- Я собираюсь составить некий документ.

- О, завещания – это моя специальность, - обрадовался Проди, узнав о том, что я имею в виду.

Его гладкие и розовые щеки еще больше покраснели при виде здоровенных супермужиков, которые должны были охранять его бюро.

- Завещание? Лично я суеверен, - признался Матеотти, - и потому завещания никогда составлять не стану.

Я не видел причины, чтобы выявлять моим опекунам, что совершенно не собираюсь прощаться с жизнью. Совсем даже наоборот. Завещание должно было защитить меня от последующих покушений. Я закрылся с Проди в его кабинете, оставляя охранников снаружи. Базовая запись была простой: В случае неожиданной смерти Альдо Гурбиани, фирма SGC должна была быть ликвидирована, а мои личные активы следовало незамедлительно вывести. В соответствии с положениями предбрачного договора, Моника Гурбиани должна получить четвертую часть состояния, в том числе, всю мою недвижимость, мою океанскую яхту, владения на Сейшелах и в Белизе. Все оставшееся доставалось католическому благотворительному фонду "Tertio Millenio".

Проди нервно сглотнул слюну.

- Ты уверен в своем решении? – с трудом выдавил он из себя.

Я не был ни в чем уверен, возможно, лишь в том, что основанный отцами доминиканцами фонд "Третье Тысячелетие", которому – помимо хосписов и убежищ для бездомных – подчинялись многочисленные католические университеты, теле- и радиостанции, религиозная пресса, был объектом, подвергавшимся наиболее яростным атакам со стороны средств массовой информации, подчиненных SGC. Эпитеты типа: "заговор святош", "братство белых катабасов[20]", "новая инквизиция" или "педобратцы" были наиболее мягкими из тех, которыми фонд обзывали. Один из епископов, которого репортеры Консорциума буквально затравили, покончил с собой после того, как пара активисток-феминисток обвинила его в их изнасиловании.

- Я не имею права задавать вопросы, - промямлил адвокат, - но почему ты решился на именно такую вот запись последней воли?

- А потому, чтобы никому не пришло в голову лишить меня жизни, - ответил я на это. - Надеюсь, что, зная о таком завещании, всем было бы важно, чтобы я жил долго и счастливо.

- Тебя объявят невменяемым.

- А пускай попробуют. Лично я готов пройти все обследования.

- И ты опубликуешь информацию о своих намерениях в средствах массовой информации?

- Нет, пока что о них узнают лишь те, которые должны это будут узнать. Сколько времени займет у тебя подготовка документа?

- Обычно это требует…

- Не "обычно", а для меня?

- На завтра.

- Я хочу все закончить сегодня, к полудню. Три часа – это же куча времени.

Проди лишь кивнул.

Не знаю, каким образом, но эту мою беседу с адвокатом сумел подслушать Торрезе. Возможно, в кабинете Проди у него был установлен клоп… во всяком случае, как только я вышел из кабинки туалета, он насел на меня.

- Альдо, ты с ума сошел. Считай, что только что ты совершил самоубийство.

- Наоборот, Лука. Только что я как раз подписал замечательный полис страхования жизни. Не понимаешь? Подумай, только без эмоций. После подписания завещания, если кто-нибудь из SGC или наш дорогой Амальфиани захочет устроить мне гадость, он раз пять подумает. В случае моей кончины, практически все бабки переходят в руки самого худшего противника Империи.

Тот понял идею, рассмеялся и, расслабившись занял место у соседнего писсуара.

- Если я все хорошо понял, все это завещание – сплошная липа.

- Естественно, я собираюсь жить очень долго, и последнюю волю изменить еще не раз.

- Ффу, тогда мне стало легче, - сказал мой охранник, застегивая ширинку.

На обратном пути в мой небоскреб я провел краткую телефонную конференцию с Липпи. Сальваторе согласился приехать в канцелярию точно в полдень. Я же предупредил и Кардуччи. Ему я про завещание ничего не вспоминал, но подтвердил свое желание, чтобы тот реформировал SGC.

- В каком направлении?

- В приличном. Да, Сальваторе, еще одно. Я много размышлял над тем, что ты мне в последний раз сказал. Ты упомянул, что в ходе последней беседы перед моим похищением у меня и самого были сомнения относительно программы "Психе".

- А мне показалось, что это было нечто большим, чем только сомнения. Как раз сейчас мне вспомнилось, что же меня удивило сильнее всего.

- Что же?

- Твое спокойствие. Ведь последние пару месяцев ты был самым настоящим клубком нервов. И только после поездки в Швейцарию…

- Я был в Швейцарии?

- Два дня. Вернулся ты на третий день, в полдень. Впрочем, можешь спросить у Лили. Или у Торрезе. Он же был с тобой.