Пес войны

Вернувшись наконец к себе, Гирхарт написал одному из своих коэнских осведомителей, поручив ему любым путём довести новость до сведения Императорского совета. Человека, которому он адресовал письмо, ему рекомендовал один из офицеров Тиокреда, хорошо знавший высшее общество Коэны, и не ошибся. Под невинной маской благодушного любителя хорошо пожить Юмис Дайлар не скрывал великого ума, зато умело прятал звериную хитрость и неутолимую алчность вкупе с готовностью продать родную мать, если за неё дадут хорошую цену. Если прочим, с кем имел дело Гирхарт Пёс, чтобы изменить присяге, требовались высокие цели или хотя бы политические выгоды, то Дайлар хотел денег и только денег, — и потому обходился не слишком дорого. Правда, и веры ему не было никакой, но Гирхарт не сомневался, что с этим поручением он справится, а большего от него и не требовалось.

ГЛАВА 3

Войско Таскира уходило — без лишнего шума, без прощальных парадов и напутственных речей. Через пару дней армия Гирхарта также должна была сняться с лагеря и двинуться навстречу своей судьбе, какова бы она ни была, а сейчас генерал молча смотрел, как мимо него маршируют ровные ряды пехотной колонны. За пехотой потянулись всадники. Три пехотных полка, два кавалерийских и один стрелковый, всего около тринадцати тысяч человек.

Сам Таскир ехал во главе своей конницы. Арна и Эвера видно не было, видимо, они возглавляли другие части. Когда конь Таскира поравнялся с Гирхартом, тот обнажил меч и отсалютовал бывшему соратнику. Таскир в ответ вскинул руку в воинском приветствии.

Провожающих было довольно много. Кто-то, как и Гирхарт, салютовал уходящим, другие махали руками и выкрикивали напутствия, шутливые и не очень, но этим всё и ограничивалось. Мерно стучал барабан, задавая походный ритм, оба повстанческих войска расходились буднично, словно их ничего не связывало, словно и не было прошедших полутора лет, дорог, побед, потерь…

Мимо потянулись обозные телеги, и Гирхарт повернулся, чтобы уходить, но тут заметил женщину, бегущую вдоль строя марширующих солдат. Фрина! Гирхарт с возрастающим удивлением смотрел, как его подруга догнала Таскира и пошла рядом с его конём, держась за стремя. Таскир наклонился к ней с седла. Она что-то горячо говорила, жестикулируя свободной рукой, Таскир качал головой, видимо, не соглашаясь. Вот он выпрямился и дал шенкеля своему скакуну. Женщина выпустила стремя и осталась стоять на обочине, обхватив себя руками за плечи и пристально глядя ему вслед. Когда Гирхарт подошёл к ней сзади и обнял, она вздрогнула, уронила руки и прижалась к нему. Её била дрожь, но глаза были сухими.

— Что случилось? — спросил он, гладя чёрные волосы.

— Со мной — ничего, — ответила она, и, помолчав, добавила, — что суждено, того не изменить. Я несколько раз пыталась, и всегда безуспешно.

Гирхарт не стал расспрашивать — всё и так было ясно. Вместо этого он ещё раз прижал её к себе и повёл к своему лагерю.

Впервые за много лет Таскир чувствовал, что может вздохнуть полной грудью. Даже после побега из ненавистного рабства он не чувствовал себя настолько свободным. Слишком много тогда было сомнений, забот и тревог. Но теперь всё позади. Теперь он сможет сделать то, для чего был рождён, и цель, к которой он шёл всю жизнь, порой даже не сознавая этого, совсем близка. Впереди, за южным отрогом Мезерских гор, лежала Небесная гряда, древние храмы и алтари, развалины первых рамальских городов, из которых ныне уцелел только Талити. Колыбель Рамаллы, священная земля, в которой покоятся первые цари, осенённые высшей благодатью… Там, как говорят, ещё можно встретить Бога, неузнанным бродящего среди людей. Не зря коэнцы постарались предать эти места забвению. Но теперь всё будет иначе. Рамалла восстанет, скинет многовековое иго, и именно оттуда, с Небесной гряды, начнется её возрождение.

Стояла весна, прекраснейшее время года, зеленели поля, поля его родины. Таскир улыбнулся, подставив лицо по-весеннему яркому солнцу. Душа его пела, и даже то, что сказала ему на прощанье пророчица, не пугало и не печалило. Своей судьбы не миновать никому, но что может быть лучше для воина, чем пасть со славой во имя дела, которому он служит? Он укажет путь другим, и даже если сам не увидит победы, это не страшно. Главное — знать, что она придёт.