Пьеса для обреченных

Годовой запас красноречия и пафоса был исчерпан. В страстный прощальный монолог я вложила столько энергии, что, кажется, даже вспотела. По идее, влюбленный сотрудник автосервиса сейчас должен был бледнеть, рыдать и в яростном бессилии кусать трубку. Однако вместо этого, он огорошил меня неуверенным и несколько заторможенным:

— Да?.. Понятно… А я вот хотел узнать, чем ты сейчас занимаешься?

В моей памяти почему-то немедленно всплыли плановые рейды школьного родительского комитета по квартирам учеников. Обычно тети в меховых шапках и редкие несчастные дяди, жалкие оттого, что им хочется смотреть футбол, а не проверять оболтусов, заходили в комнату именно с такой фразой: «Ну и чем ты занимаешься?» Леха не был похож на члена родительского комитета. Однако ответила я ему с той же степенью искренности и гораздо большей степенью досады:

— Книжку читаю. Интересную!

— Интересную? — Он опрометчиво решил поддержать светскую беседу. — А .что за книжка?

— «Фуэнте Овихуна».

С творчеством Лопе де Веги Леха, видимо, знаком не был, поэтому название произвело на него просто-таки ошеломляющее впечатление. Когда первый шок прошел, он засопел обиженно и недоуменно, с большим опозданием попытался протянуть что-то вроде небрежного: «А-а-а! Понятно!» В общем, я устыдилась второй раз за вечер и решила прийти ему на помощь, пояснив:

— Да скучная на самом деле книжка… А ты что-то предложить хотел?

— Жень, я это… Может, тогда завтра встретимся?

Назавтра у меня отменялось даже утреннее надругательство над Шекспиром.

Я бросала актеров на произвол судьбы и предоставляла им возможность послезавтра самостоятельно объясняться с проверяющими и телевидением. Встречи же с посторонними мужчинами тем более не вписывались в план спасения наших с Каюмовой жизней.

— Леш, к сожалению, я улетаю завтра с утра…

Он в очередной раз тяжко вздохнул, переваривая информацию, помолчал и печально отозвался:

— Ну ладно. Тогда счастливо тебе долететь. Будешь в Москве — звони! Да и так, если захочешь, звони. Я буду рад.

Я собиралась уже повесить трубку, когда Леха вдруг спросил:

— А это… Ну, что я привлекательный мужчина, ты честно сказала или так, чтобы отвязаться?

Пришлось заверить его в своей истинной и глубокой симпатии…

Каюмова на кухне доедала салат и печально взирала на остатки водки в бутылке. Я, чувствуя себя неприятно протрезвевшей, опустилась на табурет напротив.

— Знакомец твой новый? — осведомилась она, коротко усмехнувшись и сдув со лба жидкую белесую прядь.

— Да, — ответила я без придыхания и нежной дрожи в голосе.

— В кабак, поди, приглашает или в клуб какой-нибудь?

— Приглашает. Но что уже толку?

— А так пошла бы?

— Ради дела бы пошла, а так… Ну зачем, по большому счету, он нужен?

— «По большому счету», «по большому счету»! — Наталья вдруг грохнула ладонью о стол так, что стопки с жалобным дребезжанием подпрыгнули. — Ну почему мы, бабы, такие дуры? Почему не ценим тех, кто нас любит, и вечно выбираем себе каких-то идиотов? Вот взять твоего Леху! Говоришь, и не страшный, и не очень глупый, и вроде не бедный, так какого же, спрашивается, рожна тебе еще надо?

«Ради дела бы пошла, а так…»

Я подозревала, что Каюмовой хочется выговориться, поэтому в активный диалог не вступала, ограничиваясь кивками и задумчивым мычанием. Она же продолжала ораторствовать:

— Все прынца на белом коне ждешь? Ну жди, жди!.. Я вон тоже ждала.

Дождалась! Только оказалось, что ему любой пенек с глазами — прынцесса, лишь бы женского пола был. На одну ночь, конечно!.. Зато уж такой красавец, такой интеллигент!

Тема гнусного донжуанства красавцев интеллигентов была для меня все еще болезненной и актуальной, поэтому я не удержалась и заметила:

— А чем образованнее, тем, кстати, сволочнее! У них же такой «непростой» взгляд на мир, такая «тонкая душевная организация»!.. Технари еще туда-сюда, а уж гуманитарии!..

— О-о-о! — взвыла мне в тон Наталья. — Сейчас тебе анекдот расскажу про одного моего знакомого юриста…

За анекдотом последовали сетования общего плана на нашу нелегкую женскую долю, затем опять какая-то жизненная история, потом снова сетования. В особую конкретику мы, как ни странно, не вдавались и на личности не переходили — видимо, водки было выпито маловато. Но в целом разговор получился очень душевный. Придя к единодушному выводу, что замуж выходить надо только за дворников, в крайнем случае, за сантехников, мы принялись готовиться ко сну.

Подготовка ко сну заключалась в том, что мы свалили всю грязную посуду в раковину, пустую бутылку выкинули в мусорное ведро и лениво-разморенно прошлепали в комнату. Там я вытащила из шифоньера две ночные сорочки: розовую для себя, салатовую для Натальи. Каюмова, облачившись в ночнушку, стала еще больше похожа на пьяную моль. Причем на моль, ведущую себя абсолютно непристойно. Пока я заводила будильник, она усердно щипала меня за грудь и бедра и весело разглагольствовала на тему лесбиянства.

К счастью, ее пьяное остроумие и буйная энергия иссякли минуты за три.

Наталья сладко зевнула и плюхнулась на тахту.