Пьеса для обреченных

— Ольга, если позволите, выйду в туалет?

Я встала с кресла и одернула вишневый джемпер, с горечью отметив, что в последнее время он стал болтаться на мне как на вешалке.

— Что? — Она вздрогнула от звука голоса — видимо, уже забыла о моем существовании, — но тут же спохватилась:

— Да-да, конечно… По коридору налево, выключатель на стене.

Стараясь казаться естественной и при этом ощущая себя последней сволочью, я выскользнула из комнаты. Из огромного зеркала на меня глянуло затравленное существо женского пола с вороватыми глазами. "Ты не делаешь ничего плохого, — не очень уверенно пробормотал внутренний голос. — Ты просто спасаешь себя, это же естественно для каждого живого существа, инстинкт самосохранения называется! А может быть, кстати, не только себя, но и ее.

Люди со сдвигами по фазе — непредсказуемы. Относительно утешившись этой мыслью, я цапнула с телефонной тумбочки в прихожей записную книжку, задрав джемпер, засунула ее за ремень джинсов и с совестью, отягощенной еще и мелкой кражей, зашла в комфортабельный теплый туалет.

Когда я вернулась, Ольга сидела на диване, держа на коленях толстый фотоальбом в добротном синем переплете. На звук моих шагов она слегка повернула голову, и меня вновь переполнила унылая профессиональная зависть к отточенному благородству ее движений. И чего ради, спрашивается, такую яркую женщину понесло в экономисты? Не знаю, как уж там обстоит дело с талантом, но то, что фактура для сцены потрясающая, — это без вопросов!

— Женя, — она чуть виновато улыбнулась и забарабанила длинными пальцами по альбому, — я вот тут хотела… В общем, вам ведь наверняка не понравился Вадим Петрович? Не понравился, я знаю… Вы взгляните, пожалуйста, на одну фотографию: он тут другой, хороший, такой, как на самом деле. И если после этого сможете искренне выпить за упокой его души, я буду вам очень благодарна… Вы ведь были последним в этой жизни человеком, с которым он разговаривал.

Я с вежливой готовностью кивнула, хотя и не совсем понимала смысл просьбы. Альбом перекочевал с ее коленей на мои, а сама Ольга подошла к мебельной стенке и повернула ключик в дверце небольшого бара.

Сначала шли фотографии школьного и институтского периода: Ольга на выпускном вечере, Ольга с подругами в какой-то, явно обшежитской, комнате, она же в стройотрядовской куртке на вокзальном перроне. Серия снимков с веселой гулянки: молодые мужчины в расстегнутых пиджаках и ослабленных галстуках, ярко одетые и тщательно накрашенные женщины, танцы вокруг стола, ломящегося от салатов и закусок. Чья-то свадьба: непривлекательная невеста в широкополой шляпе, больше похожей на шляпку гигантской-бледной поганки. Еще свадьба. Опять девичьи посиделки. И везде Ольга самая красивая, самая яркая и почему-то насмешливо-грустная…

До фотографии Бирюкова я добралась, только пролистав восемь или десять страниц, и сразу поняла, что Ольга имела в виду именно этот снимок. Вадим Петрович, а тогда, наверное, просто Вадим (ему не больше тридцати), стоял, опершись спиной о бетонную ограду моста. Ветер гнал по реке мелкие торопливые волны, а молодой русоволосый мужчина жизнерадостно и открыто улыбался. И не было в то время в его глазах пьяной, суетливой хитрости, а в улыбке — расчетливой, но поистершейся, как старый реквизит, бравады…

— Давайте выпьем за него, — тихо сказала я, поднимая глаза на Ольгу. — Я ведь его не знала совсем, а он, наверное, был несчастный человек…

Вино оказалось приятным и чуть терпким. А пахло цветами и почему-то свежим прозрачным медом.

— Правда ведь, он здесь совсем другой? — спросила Ольга, кивая на снимок и ставя свой опустевший бокал на край журнального столика. — Вот таким он мне сейчас и снится.

— Но это ведь очень старая фотография? Вы разве?..

— Нет, конечно, тогда я его еще не знала. А фотография? Вообще-то я ее самым банальным образом украла!..

Ворованная записная книжка предательски зажгла мне кожу на животе.

— …Просто перебирала книги на его полках, увидела этот снимок и тайком спрятала в сумочку. Знаете, Женя, я вчера, после разговора с вами, все смотрела в альбом и думала: не вздумай я мстить, был бы он жив сейчас или нет?

— Мне кажется, его все равно убили бы. — Ольгу было жаль, и я намеренно говорила мягко, но уверенно. — От вас, по сути дела, ничего не зависело.

Судьба! Мы только тешим себя мыслью, будто что-то решаем, а на самом деле там, — я многозначительно возвела глаза к потолку, — все решается за нас!

— Вы действительно так думаете? — На секунду мне показалось, что в ее зеленых глазах промелькнула горькая усмешка. — Странно, что при такой мудрой покорности и смирении перед судьбой, вы выбрали столь экзотический вид бизнеса!

— Ну, во-первых, я актриса, а во-вторых — обстоятельства…

— И в-третьих, вы были всего лишь проводником высшей воли. — Ольга кивнула согласно, но иронично. — Ладно, оставим эту тему… Хотите еще вина?