Песчаная война

Рядом с Дженингсом на песок опустился капрал Саливан.

– Отличный денек, сэр, – обронил он, глядя куда-то в морскую даль, серебрящуюся под клонящимся к розоватым горам за спиной солнцем.

– Лучше некуда, – напрягся Дженингс: только что произнесенная невинная фраза была условным паролем – «у нас проблемы».

«Только этого не хватало», – подумал Роджер, включая приемник – тоже трофейный, – тут же огласивший окрестности заунывной арабской музыкой.

– Родригес и Спаковски говорили во время операции по-английски, – почти не разжимая губ, прошелестел капрал в ответ на незаданный вопрос. – Вопреки приказу.

«Это не проблема, – пронеслось в голове у майора. – Это огромная проблема…»

– Отставить сборы, – поднялся он на ноги, отшвыривая на песок ни в чем не повинный приемник. – Выезжаем в предыдущий отель. Все.

– Но… – попробовал возразить лейтенант Рейман, командовавший вернувшейся группой. – Как же маскировка, сэр? Трофейной формы на всех не хватит, сэр…

– Она не нужна, – оборвал его командир. – Полная зачистка.

Глава тринадцатая

Память – капризная вещь. Порою вдруг вспоминаешь то, что вроде бы давно и прочно забыто, по давности лет или по своей незначительности…

Перед глазами Когана внезапно совершенно отчетливо предстала картина далекого детства. Старая квартира, пришедшие к брату друзья и сам брат, тогда – старшеклассник, стройный, красивый, яростно молотит по струнам гитары и поет:

Вижу в небе белую черту —
Это «МиГ-17» на хвосту.
Вижу я, как Ричард с Бобом
Понеслись на встречу с Богом.
Мой «Фантом» теряет высоту[4]

.

Маленький Лева слушал песню времен какой-то далекой и непонятной вьетнамской войны и всей душой радовался за неизвестных ему советских бойцов, сумевших сбить злобный американский самолет.

Кто же знал, что спустя годы в совсем иной стране повзрослевший Лев Коган станет летчиком и сам окажется в таком положении?

Нет, не надо думать, будто сегодня он предавался воспоминаниям. Картина прошлого встала перед глазами, однако руки привычно совершали необходимые манипуляции, мозг просчитывал варианты, но в голове, будто бы без участия сознания, все звучал и звучал фрагмент песни, которую Лева никогда не знал целиком. Или просто не помнил.

Но было в ситуации что-то общее. Так же стелился позади дымный след, так же теряла высоту грозная недавно машина, и какая разница, что называлась она не «Фантомом» – приходилось летать и на них, – а «Бракитом»? Это уже чистой воды мелочи…

И при чем тут совершенство техники и накопленное летное мастерство, когда изменила удача? Хорошо так изменила – по полной программе…

«Удар молнии» еще кое-как слушался, но толку в том уже не было. До аэродрома не дотянуть. Но это мелочи. Хуже то, что не дотянуть до своей территории, хотя до нее рукой подать. Рукой не рукой, а внизу проплывает враждебная земля, которую никак не преодолеть пешком. Очень уж далека заветная граница. Хотя, по меркам привыкшего к околозвуковым скоростям летчика, – рядом…

Эх, если бы цель лежала поближе! Но по непреложному закону подлости, этакому закону Мерфи, расстояние было едва ли не максимальным из возможных на данном направлении.

Все, ждать дальше нельзя.

Лева всем своим крылато-бескрылым существом почувствовал, что наступает последний момент, точка невозврата. Тело само собой, подчиняясь вбитым в мозг на уровне инстинкта навыкам, приняло рекомендованное в подобных случаях положение, и рука в толстой перчатке рванула рукоять катапульты.

Отстрел. Мгновенно навалилась перегрузка, тщательно скрываемая от инструкторов дурнота «полуотключки», но тут же прошла, уступив место своей противоположности – невесомости свободного падения.

Где-то в стороне осиротевший «Бракит», клюнув носом, перешел в неуправляемый полет, но тут же, практически сразу, превратился в огненный, разлетающийся обломками шар. Самолеты без пилотов не живут.

Как там пел Великий Поэт?

Убит! Наконец-то лечу налегке,
Последние силы жгу.
Но… что это, что?! Я в глубоком пике
И выйти никак не могу![5]

Хороший был самолет. Пока не подбили. Хотя пилоту все-таки удалось не ткнуться лицом в стекло, как тому, неизвестному… И на том спасибо.

Но Леве уже было не до канувшей в небытие техники. Резкий рывок известил о раскрытии парашюта, и теперь качайся под ним, как в позабытой, казалось, оставшейся в детстве песне, да гадай, что ждет на постепенно приближающейся земле. Вряд ли там примут с распростертыми объятиями. Была бы своя, однако…

Нет, командование постарается вытянуть, прислать вертолет, может быть, даже отряд «коммандос», только весь вопрос в том, удастся ли выжить до его прибытия? Земля-то оч-ч-чень недружелюбная. И, между прочим, заслуженно…

– Ч-ч-черт!!!

* * *