Песчаное небо

Спустились местные жители без эксцессов: те, что с поклажей, устремились к капитану, скользя и буксуя на каждом шагу. Севи, приняв баулы, тут же выудила нож и срезала чертовы камни, приклеенные к скафандру. После этого она стала Фарча раздевать – не мешкая, руки так и мелькали. Выудила заветный тюбик, нанесла регель на голову, на лицо и кисти рук. Одна инъекция, другая… Через минуту из баулов появились телескопические шины, и еще через минуту – конечности лаугха были намертво зафиксированы. Так это… значит… он еще жив? Это даже не бред, это – чудо! Правда, в сознание кверкесса его приводить не стала, и это меня насторожило. Может Фарч жив, но надолго ли…

Я перевел взгляд на бойца – Абвир шел, спотыкаясь, баюкая сломанную руку и очень сильно хромая. Лицо – все в крови, одного зуба нет. Теперь он походил не столько на вампира, сколько на его пародию. Правда, пародию злую и не смешную. А вот от сказочного орка его теперь совершенно было не отличить. Дубину бы ему, или секиру…

Вдали зашевелился Малыш. В последнее время я очень медленно соображаю, и неудивительно. Ему, видно, опять велели перезагрузиться – ведь и после десантирования он тоже ожил после перезагрузки…

То есть, все не так плохо. Это называется – дешево отделались. Но, к сожалению, путь наш еще не заканчивался. Упаковав Фарча, Севи наложила шину Абвиру и смазала его почти всего – от макушки до пят. Со стороны спины у бойца сквозь лохмотья зияла – не кожа даже, а кровавое месиво. Я, заметив это, не сильно удивился – полировка полировкой, а тяжесть вносила свои нюансы даже в процесс скольжения.

Затем врач подошла ко мне.

– Успокоительного, – промычал я, чувствуя, что меня еще до сих пор покалачивает. Но если Севи и заметила в моих глазах отсветы былого ужаса, то акцентироваться на них не собиралась.

– Через час Фарч умрет, – заявила она. – У него перебит позвоночник и разбита голова. Чем быстрее мы доберемся до врат, тем лучше. Кроме меня, ты теперь самый работоспособный.

Краска у меня отлила от щек – я помертвел. Это что – мне теперь нужно идти пешком, а перемещаться лежа будет Абвир? Такую рокировочку кверки могли мне устроить запросто…

– Твоими усилиями у меня сотрясение мозга, Мать. Как ты думаешь, далеко ли я уйду при таком притяжении?

Она с секунду молчала, потом пожала плечами:

– Значит, езжай верхом на вурвах. – с тем, она, больше не обращая на меня внимания, направилась к Малышу. Но тут же безмолвно от него отлетела, под треск разряда.

– Это называется «статическое электричество», – поднял я палец вверх. Ты обращайся, если что-то еще будет непонятно.

8. Возвращение

«Он не функционирует…» – эти последние слова Гасса гремели у Цейсы в сознании прощальным эхом. Не во время их произнесения, а позже – когда он отправился в свой последний полет. Во время их произнесения она была вне себя от возмущения – дессмийские устройства не могут «не функционировать»!

Но усилитель не работал. Гасс должен был приложить некие усилия, полный контакт с телом – она ведь объясняла! Подробно! Въедливо! Ничего не помогло… Точка на радаре ухнула на поверхность Краптиса – далеко от пещер, лишь Малышу под силу добраться. Но и Малыш на поверхности не появился, и связи она так и не дождалась. За спиной потеряно застыл Плух – безмолвно, как изваяние. И что теперь делать?..

Цейса бессильно высвободилась из пультовых гнезд связи и контроля – все сроки на благополучный исход миновали. Связи нет. Ясности нет. Информации нет. А что есть? Ярость. Кибернетик резко развернулась к пилоту, и взметнулась вверх, пытаясь стать как можно выше:

– Ты его трогал! Прибор!!! Ты мог засорить клеммы!

Ошарашенный, ничего не соображающий Плух посерел лицом и уставился в свои ладони.

– Тухлый планктон! Ну как можно быть таким безалаберным! Я же объясняла про клеммы! Они очень чувствительные…

Пилот не отвечал, затравленно вжимая голову в плечи при каждой обвиняющей фразе. Злость быстро схлынула – Плух не причем, она сама должна была предусмотреть…

Из каюты вылез заспанный Грезот, и, ворча, прошествовал на кухню, ничего вокруг не замечая.

– Может, он… еще жив… – выдохнул Плух на грани слышимости. Так выдохнул, что дессмийке стало за себя стыдно.

– Нет, не жив. – Цейса, смутившись, опять развернулась к пульту. – Я при такой тяжести выдержала бы часов пятнадцать, Гасс – не больше двух. Надеюсь, он им успел помочь.

– И что теперь… делать?

– Что и собирались. Через двое суток посадка, потом взлет – и на Каох.

Пилот медленно покачал головой: – Мы можем… не долететь.

– Ты предлагаешь не приземляться? – горечь в ее вопросе прозвучала с изрядной долей ехидства, и кибернетик смутилась еще больше. И приборы ей отказывают, и интонация… Дожила…

– Ждем связи… Малыша. Ты же его слышишь…

– Малыша могло завалить. Или кого-нибудь из команды, для этого им и могла понадобиться ментальная связь: это горы. – Цейса выразительно повысила голос и добавила в него обширную многоголосицу: – мы будем садиться, Плух, мы обещали.

Из кухни высунулся Грезот, злой как сто пираний: