Песчаный поход

Естественно, впрямую расправиться со "всеобщим любимцем" солдаты не могли и уже подумывали о несчастном случае во время прочесывания, как случился тот самый кошмарный зимний рейд на Зуб, где именно здоровяк Тортилла, также наверняка ощущая за собой определенную вину, почти три дня тащил на себе полуживого снайпера. После операции "дитятко", конечно же, уже могло, не опасаясь расправы, гоголем ходить из каптерки в палатку третьего взвода.

* * *

А вот история вербовки Пивоварова была совсем иной.

Серегу – после попыток членовредительства, уклонения от "почетной обязанности исполнения интернационального долга" и симуляции сумасшествия – взяли за одно место особисты, и он, гонимый страхом, стал добровольно закладывать всех: от последнего чмыря Гены Белограя до ротного. И только простреленная башка остановила столь рьяное исполнение "патриотического долга".

Вполне закономерно, что именно особый отдел имел несомненную пальму первенства в качественном и количественном составе своих осведомителей. Офицеры утверждали: армейские гэбисты при желании могут посадить любого, вплоть до командира полка. И, по всей вероятности, это были не просто слова.

На особистов работали не только солдаты из числа имевших серьезные залеты (Кто только их не имел! Недаром говорили: "План курят все – не все попадаются"!) но и многие – есть мнение, что очень многие – офицеры. Утверждали, что если "кадет" хоть раз стукнул, то на него заводится отдельная папочка, которая до самой отставки ходит за ним по пятам, от одного начальника особого отдела к другому.

Благодаря системе многоярусной вербовки, совершенно ясно, что если солдат закладывает офицера, а тот, в свою очередь, является осведомителем особого отдела, то солдат, через звено автоматически доносит и госбезопасности. Движение стукачества процветало пышным цветом.

И вот теперь к этому легиону причислили и Сашу. Все в глубине души понимали, что стукачем он, в общем-то, и не является, но усталые, озлобленные солдаты не желали проводить черту между "заложил" и "подставил".

Больше всех кипятился Шурик:

– Ничего, Гора, ничего! У меня земляки у связистов – и там достанем! Чмо вонючее! Урод!

Вечером того же дня в роту приехал утомленный комбат и, построив личный состав, передал слова начальника особого отдела: "Только очень успешные, я повторяю, ОЧЕНЬ успешные дальнейшие действия четвертой МСР по изъятию у антиправительственных банд-формирований оружия и боеприпасов удержат меня и командира части от разбирательства утреннего эксцесса в кишлаке Хоксари".

Понятно, что такой поворот, казалось, замятого дела только подлил масла в огонь. Больше всех были удручены ротный и Пономарев с Горой; а тут еще по общей связи передали, что по дороге в полк помер их "суперинтендант". И хотя пленному в вертолете якобы добавили разведчики, офицеры ясно осознавали, что при необходимости этот труп навесят опять же на них – еще один минус в безрадостной и безнадежной игре за чужую звезду.

Нервозность командиров незамедлительно ударила рикошетом по всему подразделению, и к концу четырехнедельного рейда ни одна рота части не могла похвастаться такими результатами, каких, при определенной доле удачи, добилась четвертая мотострелковая.

Глава 14

Невозможно с определенной уверенностью сказать, какими именно соображениями пользовался подполковник Смирнов, отдавая приказ о переводе Саши. Поднаторевший в кадровых передрягах, он безошибочно, конечно, мог предположить, на сколь великие неприятности обрекает этого зеленого солдатика. А вот же не передумал и приказа своего не отменил.

В части существовала давняя традиция – в виде утонченного наказания переводить проштрафившихся солдат боевых подразделений в тыл, а "вояк" хозслужб – в действующие роты, где первые страдали от несмываемого в глазах недавних сослуживцев позора, а вторые еще больше мучались от потери насиженных, теплых, как они говорили – "блатных", мест и самое главное – от страха.

Но какие бы там ни были причины, а Саша попал-таки в роту связи. Правда, еще один раз, он попытался изменить ход событий, но на робкую просьбу вернуть его назад – в четвертую мотострелковую – полкач презрительно-кратко послал его по излюбленному адресу.

Когда в день возвращения из рейда Саша пришел сдавать старшине оружие и немногочисленное обмундирование, изможденное подразделение, не раздеваясь, спало по палаткам. Самостоятельно пойти попрощаться и, главное, извиниться перед ребятами он не рискнул, хотя в течение недели мысленно изо дня в день прокручивал в голове предстоящий разговор.

Дед, несмотря на свою "крутизну" очень человечный мужик, ободряюще потрепал его волосы и посоветовал:

– Если что – подходи. Подмогнем!

* * *

Войдя в палатку связистов, Саша окончательно расстался с остатками наивных иллюзий…