Песчаный поход

– А этот? – Гора после паузы указал на дневального разведроты.

– Нет. Он точно ничего не видел.

– Слушай, Шура… Тебя особисты потащат.

– Да пошли они!

– Угу. Они-то пойдут. Да вот только тебя заодно прихватят!

– Слышь, вали!.. А!

– Он что им, эфку подкатил?

– Да вроде…

– А что ж так слабо?

– Черт его знает?! Сам не пойму.

– Ладно, братишка, я в роту полетел. Там Пономарь небось уже трусы в клочья изодрал!

– Вали…

Через полчаса Шурик, дневальный разведки, связи и комендантского взвода, а также семеро молодых, включая и Сашу, сидели по разным камерам гауптвахты.

На утреннем разводе взбешенный до конвульсий полкач прилюдно влупил оглушительную затрещину командиру роты связи и торжественно, чуть ли не на знамени части, поклялся, что, не дожидаясь суда военного трибунала, поставит виновного к стенке.

* * *

Лишь по счастливому случаю в палатке все обошлось столь малой кровью.

Армейская палатка состоит из трех частей, этакая матрешка: внешняя – прорезиненный брезент, вторая, внутренняя оболочка – утеплитель, сшита из толстого, грубого сукна. А третий слой – обелитель, полотно грязно-белого цвета, призванное привнести в солдатское жилье чистоту и порядок операционной.

На утеплитель для защиты от комаров и мух обычно навешивались закрывающие окна марлевые сетки. И вот эти паутинные сетки и спасли положение. Несмотря на свою слабость, нежестко закрепленная марля самортизировала и не порвалась от удара тяжелой, но тупой гранаты.

После удара о сеть, граната съехала по сукну вниз к противоливневой насыпи и закатилась под застланный досками пол.

Если бы Ф-1, с радиусом поражения в двести метров, влетела в палатку, то у шестидесяти вояк, неспешно толкущихся на площади пять на двадцать метров, не осталось бы никаких шансов на спасение. Тем более что ни один из них не обратил никакого внимания на непонятный щелчок, неожиданно прозвучавший в палатке.

Взрывную волну и осколки рванувшей в яме гранаты приняли на себя земляная насыпь и доски пола. И только два человека, находившиеся над эпицентром взрыва, получили ранения. Дембеля, все еще нежившегося после сна на койке, спасла любовь к комфорту: вместо одного поролонового солдатского матраца он предпочитал два ватных офицерских. Поэтому более ста восьмидесяти осколков, которыми его нашпиговало, словно рябчика бекасином от затылка до пят влезли в утомленного войной деда не глубже, чем на пять-семь миллиметров. А вот сержанту, устроившему Саше в первый день радушный прием, повезло меньше. Одна "железяка" навылет пробила мякоть предплечья, второй осколок застрял в расколотом ребре, а третий – рассек бровь и оцарапал кости черепа.

Был еще один раненый – дневальный разведроты. Шальной осколочек воткнулся в голень, но он из-за такого пустяка даже не пошел на перевязку. А возможно, на санчасть просто не хватило времени – его, вместе с остальными предполагаемыми свидетелями, через двадцать минут увели в особый отдел.

Глава 18

Если для командира полка утренний инцидент был неприятным происшествием, бросающим тень на состояние дисциплины в части, то для начальника особого отдела это был шанс, упустить который было не только глупо, но и попросту смешно. И он упускать его не собирался, сработал быстро и оперативно. День-два на определение всех прямых и косвенных виновников ЧП, еще пару суток на отчеты и докладные записки – и можно не только смело ожидать поощрения за успешно проведенное дознание, но и заметно усилить свое влияние на штаб и политотдел восемьсот шестидесятого отдельного мотострелкового: теракт все же – дело нешуточное.

К вечеру, еще не окончив опрос всех, так или иначе причастных к делу лиц, умудренный долгой службой и богатым опытом проницательный майор уже знал, КТО кинул гранату. Кроме него это не было тайной еще для двух человек – самого щенка "гранатометчика" и этого засранца, залетчика-дневального четвертой роты – единственного из всех, кто среагировал на хлопок еще до того, как раздался взрыв.

Первый настоящий допрос особист провел в ту же ночь. Копать он начал с Шурика. Но безрезультатно промаявшись пару часов, перешел в соседнюю камеру. "Гранатометчик" заведомо казался ему слабаком, который расколется сразу, если только на него надавить как следует. Но и здесь "дядю" ждала неудача. "Гранатометчик " колоться не хотел, молчал, как пограничный столб. Уже на рассвете "дядя" ни с чем вернулся к себе в "модуль". Прямо в одежде он завалился на кровать и, закурив свою, по всей видимости, пятидесятую сигарету за сутки, ни к кому не обращаясь, сказал:

– Черт с вами, подонки… Куда вы на хрен денетесь!

Они никуда и не делись, все так же сидели по отдельным камерам. Но, словно сговорившись, играли с майором в молчанку. Все намеченные им сроки прошли, и через неделю особист, скрепя сердце, пошел к подполковнику Смирнову. Деваться ему было некуда, и он предложил громкое это дело "тихо подзашить", мол, мы тут все свои мужики, понимаем… и нечего сор из избы… Столь дружеское предложение благосклонно приняли, и дело полюбовно замяли.