Песенка для Нерона

Совершенно несправедливая сделка, думал я, хотя все это лишний раз подтверждает мое мнение, что тот, кто прожил жизнь по-доброму, помогая другим, в итоге получает пинка по заднице наравне с нами, подонками.

Но Сицилиец поднял руку и его костоломы застыли на месте. Я не мог читать его мысли, но что-то его явно беспокоило.

— Привет, — сказал он, и адресовался он, надо думать, к Аминте, потому что со мной он уже поздоровался.

— Я спросил, — заявил Аминта у меня за спиной, — что тут происходит?

Сицилиец ничего на это не ответил. Он просто стоял, как памятник павшим или типа того.

— Ну? — сказал Аминта. — Я жду объяснений.

Я тоже. Лично я хотел бы знать, почему Аминта до сих пор жив-здоров?

Не забывайте, я видел, как Сицилиец приказал своим рабам перебить римских солдат безо всякой разумной причины. Тот, у кого хватило стали в яйцах, чтобы совершить такое, не испугается одинокого египетского врача. Проклятье, даже я не боялся Аминты, а я боюсь практически всего на свете.

— Мне надо поговорить с этим человеком, — произнес наконец Сицилиец спокойно и негромко, — Это не займет много времени, если ты не возражаешь.

Аминта пролез мимо меня и встал между мной и Сицилийцем.

— Боюсь, я не могу позволить это, — сказал он. — Я врач этого господина, и ему нужен покой, а не допрос. Если хочешь поговорить с ним, приходи позже.

Сицилиец взглянул на меня, потом на Аминту.

— Насколько позже? — вежливо спросил он.

— О, через несколько дней, — ответил Аминта. — Он получил довольно серьезную травму головы. Перенапряжение на этой стадии может иметь для него самые серьезные последствия.

Я тем временем никак не мог оправиться от шока, что меня поименовали господином — бесчеловечный поступок, ибо достоверно описаны случаи смерти от смеха — и потому на время перестал пытаться понять, что вообще творится. Что-то, тем не менее, происходило. Стаи психопатов не склонны отступать в ужасе при виде маленьких египетских врачей, если только это не входит в побочный сюжет. Я не из тех людей, которые неспособны одновременно пребывать в замешательстве и испытывать довольство. Вовсе нет. Дайте мне денег или еды, или перестаньте меня бить — и можете сбивать меня с толку, сколько влезет.

Сицилиец вздохнул.

— Прекрасно, — сказал он. — В таком случае, мы вернемся через несколько дней. В конце концов, если он так болен, как ты говоришь, он ведь не уедет поспешно, так?

Аминта вздернул голову.

— Нет, если его состояние не ухудшится, — ответил он. — В этом случае, разумеется, мне понадобится доставить его к одному из своих коллег, более осведомленному в этой области, чем я.

— Понятно, — сказал Сицилиец спокойно. — Насколько это вероятно, по-твоему?

— О, невозможно предсказать, — сказал Аминта. — Травмы головы бывают очень коварными.

Сицилийцу это почему-то не понравилось, а может, его не устроил тон, которым говорил Аминта. В общем, он скорчил мрачную рожу.

— Будем надеяться, что он быстро поправится, — сказал он. — В конце концов, он мой самый лучший друг. Правда же, Гален?

Я сглотнул нечто, что занимало ценное пространство в горле.

— Извини, — сказал я. — Но я честно не знаю, кто ты такой.

— Правда? Это печально. О, не обращай внимания. Я уверен, что врач позаботится о тебе, это только вопрос времени.

Один из его громил хихикнул. Наверное, какая-то шутка для узкого круга. Ненавижу шутки для узкого круга.

— Ну, — сказал Сицилиец, — нам лучше идти. — Он шевельнул рукой и костоломы вышли вон. Он одарил Аминту еще одним особым взглядом, а потом последовал за ними, оставив нас одних. Аминта строго посмотрел на меня, как будто я пернул посередине званого обеда.

— Что касается тебя, — сказал он. — Я думаю, тебе следует вернуться в постель.

— Да ну? — сказал я.

— Ну да, я не хочу беспокоить тебя, но ты, возможно, сам не понимаешь, насколько серьезно твое положение.

Вот уж точно, сказал я себе.

— Ох, — ответил я. — Что ж, в таком случае я иду наверх.

— Хорошая мысль. Я иду с тобой.

— Нет-нет, я справлюсь.

— Ты уверен?

— Абсолютно уверен, спасибо.

Оказавшись в своей комнате, я хотел запереться на засов, но его не оказалось на месте.

В дереве зияли шесть дырок от гвоздей, обесцвеченный участок отмечал место, где когда-то находился засов, а самого засова не было. Если бы я был параноиком, то заключил бы, что кто-то отодрал его от двери, и сделал это совсем недавно. Но кто мог это сделать?

Был здесь, однако, и треножник. Одно название — треножник, это была скорее жаровня сторожа, но в Риме они сходили за треножники и добавляли к цене комнаты два медяка в день. Удивительные они люди, римляне. В Риме невозможно купить поношенную шляпу, к твоим услугам только первоклассные головные уборы ручной работы, полученные продавцом по наследству.

В общем, у него было три ноги, и он был достаточно прочным, чтобы им можно было припереть дверь. Я так и сделал, улегся на кровать и занялся тем, чем вообще занимаюсь довольно редко и без особого успеха. Я стал думать.