Песенка про любовь (СИ)

Я вошла и огляделась. В этом кабинете я бывала часто с тех пор как занялась биоинформатикой. Старик живо интересовался моими исследованиями. С его подачи в самый первый раз моя работа была опубликована в межвузовском сборнике, сначала в отечественном, а потом перепечатана аналогичными европейским и штатовским периодическими изданиями. Стены этого кабинета были отделаны обоями под старинный гобелен. На массивном очень старом, ещё деревянном столе кроме компьютера я не заметила ни одной вещи. Зато журнальный столик у окна и полки в простенке ломились от коробок с образцами и топорщились многочисленными бумагами. В общем, было понятно, где на самом деле находилось рабочее место профессора Маркова.

- Присаживайтесь, - разрешил старик и ушёл к большому столу.

Я поискала стул, более или менее свободный от книг и бумаг. Один такой обнаружился под самым подоконником. Я подошла, чтобы взять его и перенести поближе к столу. На подоконнике за прозрачной гардиной кто-то был. Кто-то, буквально окликнувший меня неслышным шёпотом. Непроизвольно порывистым движением я отодвинула гардину и увидела самый великолепный фаленопсис, который когда-либо попадался мне за всю мою жизнь. Это был очень изящный кустик, сидевший в растрёпанном горшке из цельного соснового пенька. И был он такой благородной формы и так густо покрыт бело-розовыми некрупными цветками, что у меня просто дух захватило. По-моему, это было существо, в котором жила живая душа.

На взлёте эмоций я развернулась к старику.

- Она просто «Снежная Красавица», правда же? – выпалила я первое, что пришло в голову, и осеклась.

Профессор выглядел нехорошо. Он привстал со своего стула и протягивал ко мне руку предостерегающим жестом. Даже лицо у него было перекошено… страхом что ли… Встретившись со мной взглядом, он медленно осел на место, сложил руки перед собой. Во взгляде появилось что-то благоговейное.

- Вы вспомнили Каверинскую сказку, Полина… Александровна? – он сказал это скорее с утверждением, чем с вопросом.

- Ну да. «Лёгкие шаги», - подтвердила я.

Я ещё раз полюбовалась на орхидею, вернула гардину на место и потащила неподъёмный стул ближе к столу. Необъяснимым образом тяжесть, давившая на меня со вчерашнего дня, развеялась. И всё время хотелось улыбаться. Старик с непонятным выражением смотрел на меня, будто не верил своим глазам. Я сообразила, что, видимо, залезла, куда не просили, и стала извиняться. Профессор махнул на меня рукой, отметая мои оправдалки. А я вдруг увидела, что у него такие же глаза как у Юрки. Точнее, это у Юрки были его глаза с характерными припухлостями и морщинками под нижними веками, с табачного цвета радужкой и прямым разрезом.

- Вот что, Полина Александровна, - начал профессор. – Вот это, - он потряс моим заявлением, - я у вас не приму. Работа начата и начата удачно. А кроме того, вы знаете, какое она имеет значение и какие организации заинтересованы в результатах.

- Вообще-то, - заносчиво сказала я, – группа информатики собрана со всего университета. Мой уход ничего не изменит.

- Изменит! – рассердился Георгий Александрович. - Поймите, Гаймуратова, - продолжал он. – Все эти люди без сомнения сильнейшие специалисты. И даже есть среди них те, кому не чужды проблемы биологии. Но поймите ещё одну вещь. Команду собрали ударную, а всё же ядро – это ваша тройка, как ни парадоксально это звучит. Если быть высокопарным, то ноосфера выдала карт-бланш именно вам троим. Ну, понравились вы ей чем-то!

Я обалдело уставилась на старика. Ни фига себе утверждение светила мировой науки! Потом я вспомнила, что речь про меня, Лариску и этого Хмурика, и тут же закаменела. Я приняла железное решение разорвать все отношения с Юриком Марковым, а хотя бы и деловые, и менять его не собиралась. Видимо, эта мысль проступила у меня на лбу крупными буквами, потому что профессор беспомощно моргнул и опустил взгляд.

Он молчал наверное целую минуту. Я уже начала ёрзать на своём стуле.

- Полина Александровна, - сказал наконец профессор Марков. – Мне рассказали о вчерашней безобразной публичной сцене. Я сожалею, в особенности потому, что в ней оказались замешаны члены моей семьи. Более того, я приношу вам мои извинения. Но, согласитесь, это не повод ломать свою карьеру. Давайте-ка сделаем так…

И он разорвал моё заявление. Я разозлилась.

- Моя карьера – это моё личное дело! – выпалила я.

- Ошибаетесь! – сказал старик.

- Вовсе нет! – отрезала я.

Больше всего меня возмутил его тон при упоминании скандала. Это прозвучало как «сама дура».

- Именно ошибаетесь, - настаивал старик. – Я не отпускаю вас!

- Не имеете права!

Я вскочила и, наклонившись вперёд, уставилась прямо в его глаза.

- Настя уже зарегистрировала моё заявление! Я сейчас выйду и напишу другое! А если порвёте и его, пожалуюсь ректору! До свидания!

Я вылетела из его кабинета, буквально исходя паром негодования. В одну секунду продублировала свой меморандум, сунула его скандализованной секретарше и рванула прочь из этого места.

В коридоре меня перехватил староста первой группы Данила Мозырев.

- Где твои отчётные документы? – потребовал он.