Песенка Савояра

Не было в поезде человека, который не считал бы себя причастным к истории с медвежонком и не знал бы, зачем три ревизора и с ними начальник обходят вагоны и шарят в самых затаенных углах, зачем отодвигают чемоданы, поднимают у скамеек сиденья. Прямо ничего не говорили, но насмешливые взгляды были неприятны даже привыкшим ко всему ревизорам. И потому комиссии приходилось держаться с особой, молчаливой важностью.

Наконец подошли к купе, в котором ехал летчик. Перед тем как войти, начальник поезда шепнул что-то на ухо старшему ревизору, и вот ревизор, крупный мужчина с грозными черными усами, как нельзя лучше олицетворяющий собою всемогущую власть, встал в дверях.

Летчик лежал и читал. Увидев ревизора, он лениво приподнялся.

— Извините, товарищ майор. Проверяем багажные места, — сказал ревизор, — разрешите осмотреть под вами багажное место.

— Там маленький чемодан, можете не утруждать себя. У меня всего одно багажное место.

— А наверху?

— Наверху ничего моего нет.

Начальник поезда протиснулся из коридора в купе.

— Нет уж, прошу прощения, — вмешался он и в нетерпении еще дальше сдвинул на затылок свою фуражку, — ревизионная комиссия имеет право…

— Ах ты господи, — проговорил летчик, — ну ладно. Медвежонок здесь.

Он хлопнул рукой по скамейке, на которой сидел, и посмотрел на ликующее лицо начальника поезда.

— Что же, штраф? — еще спросил летчик.

— Никаких! — воскликнул начальник. — Я так и знал! Ну хорошо же, — радостно сказал он, — попляшет у меня кое-кто…

Летчик стремительно поднялся и грудь с грудью придвинулся к начальнику поезда.

— Я в Москве не пожалею времени, — медленно выговаривая слова, произнес летчик, — я пойду в ваше управление…

Начальник поезда, слегка отстранившись, спросил:

— И вы там доложите, что я — что? Исправно служу?

— Что вы чиновник! — с бешенством сказал летчик. — Что таких чиновников…

В эту минуту в вагоне посветлело, и все оглянулись. В окна ударило каким-то блеском, и перед поездом встала березовая роща. Не молодая поросль, розовые, слабые деревца, а мощный лес, круто взмывший у самого пути. Один за другим проскакивали в окне стволы, такие сияющие, что казалось, чистый перезвон ворвался и наполнил вагон вместе с запахом осеннего леса. Вот роща отодвинулась, на поляне осталась одна береза. Поезд огибал поляну, и дерево с могучим стволом, золотыми, широко раскинутыми ветвями показывалось то под синим небом, то под черной грозовой тучей и то красовалось победно, облитое солнцем, то являлось бледным, призрачным, отцветающим…

Но ни пассажиры, столпившиеся в дверях купе, ни летчик, который стоял теперь в коридоре у окна, смотрел на березу и не замечал ее, — никто не интересовался больше великолепной картиной. Вытянув шеи, пассажиры и ревизоры наблюдали за начальником. Он быстро скатал постель летчика, откинул сиденье…

На дне багажного ящика одиноко лежал маленький желтый чемоданчик. Такой маленький, что в нем едва могли уместиться штатский костюм, пара белья и зубная щетка.

…До Москвы оставалось двое суток, и люди с нетерпением ждали, когда наконец окончится этот невозможно длинный путь. Надоела пыль, надоели ресторанные обеды, глаза бы не глядели на рощи, перелески, овраги, рощи, перелески, овраги. Теперь стали замечать, что проводники вечно запаздывают с чаем, купе как следует убираются только перед большими станциями, а радист ставит одни и те же пластинки. И с досадой вспоминали, как струсил радист, и летчик, казалось бы такой решительный мужчина, спасовал перед этим бюрократом, начальником поезда и как они выкинули медвежонка.

И только немногие посвященные обращали внимание на двух проводников из почтового вагона — того единственного вагона, куда нет доступа ни начальнику поезда, ни дорожным ревизорам. Раньше этих парней не было видно, теперь чуть не на каждой станции они выскакивали и проносили по платформе то конфеты в кулечке, то молоко в банке. А в одном месте увидев женщину, продающую мед, бросились к ней и оживленно переговариваясь, побежали со стаканом меда к своему вагону.

***

Хороша охота на Сахалине! Особенно хороша если есть у тебя ручной медведь. Идешь по тайге, стараясь не хрустеть валежником, а рядом, заглядывая в лицо хозяину, нюхая воздух, сопя и фыркая, валит огромный, лобастый бурый.

Спокойней ты, зверюга! Ничего тайга, а? Обрадовался, что в тайгу? Ах, ты! Молодец! Славный зверь! Славный ты зверь!

ПРЫГАЙ, МАРГО!

У моей знакомой случилась неприятность. Ее сын уехал в командировку и задержался. Он прислал телеграмму, что командировка затянется.

Сын любил и держал зверей, а мать их не переносила. От них шерсть, от них запах, толку никакого, для чего они человеку? Собака сторожит, кошка ловит мышей, а другие для чего?

Обезьяну Марго недавно привезли из Африки. Кто-то привез, а держать не смог, подарил другому — и тот не захотел. Третий взял и тоже раздумал. Костя ее приютил. У него была своя комнатенка, он там делал, что хотел, мать в его дела не вмешивалась.