Песенник

Живет моя отрада
В высоком терему,
А в терем тот высокий
Нет хода никому.

Я знаю: у красотки
Есть сторож у крыльца,
Но он не загородит
Дороги молодца.

Войду я к милой в терем
И брошусь в ноги к ней!
Была бы только ночка
Сегодня потемней.

Была бы только ночка,
Да ночка потемней,
Была бы только тройка,
Да тройка порезвей!

Раз в московском кабаке сидели…

Раз в московском кабаке сидели,
Пашка Лавренёв туда попал,
И когда порядком окосели
Он нас на Саян завербовал.

     В края далёкие,
     Гольцы высокие,
     На тропы те, где дохнут рысаки.
     Без вин, без курева,
     Житья культурного —
     Почто забрал, начальник, отпусти!

Нам авансы крупные вручили,
Пожелали доброго пути.
В самолёт с пол-литрой посадили
И сказали: «Чёрт с тобой, лети!»

     В края далёкие,
     Гольцы высокие,
     На тропы те, где дохнут рысаки.
     Без вин, без курева,
     Житья культурного —
     Почто забрал, начальник, отпусти!

За неделю выпили всю водку,
Наступил голодный рацион.
И тогда вливать мы стали в глотку
Керосин, бензин, одеколон.

     Края сердитые,
     Сидим небритые,
     Сидим в палатке грязной и сырой
     Без вин, без курева,
     Житья культурного,
     Так далеки от женщин и пивной.

В нашей жизни серо-бестолковой
Часто просто нечего терять.
Жизнь прошита ниткою суровой
А в конце сургучная печать.

     И ходим пьяные
     Через Саяны мы
     По тропам тем, где гибнут рысаки.
     Без вин, без курева,
     Житья культурного —
     Почто забрал, начальник, отпусти!

Ю. Визбор Рассказ ветерана

Мы это дело разом увидали,
Как роты две поднялись из земли,
И рукава по локоть закатали,
И к нам с Виталий Палычем пошли.

     А солнце жарит, чтоб оно пропало,
     Но нет уже судьбы у нас другой,
     И я шепчу: «Постой, Виталий Палыч,
     Постой, подпустим ближе, дорогой».

И тихо в мире, только временами
Травиночка в прицеле задрожит,
Кусочек леса редкого за нами,
А дальше — поле, Родина лежит,

     И солнце жарит, чтоб оно пропало,
     Но нет уже судьбы у нас другой,
     И я шепчу: «Постой, Виталий Палыч,
     Постой, подпустим ближе, дорогой».

Окопчик наш — последняя квартира,
Другой не будет, видно, нам дано.
И черные проклятые мундиры
Подходят, как в замедленном Кино.

     И солнце жарит, чтоб оно пропало,
     Но нет уже судьбы у нас другой,
     И я кричу: «Давай, Виталий Палыч!
     Давай на всю катушку, дорогой!»

…Мои года, как поезда, проходят,
Но прихожу туда хоть раз в году,
Где пахота заботливо обходит
Печальную фанерную звезду,

     Где солнце жарит, чтоб оно пропало,
     Где не было судьбы у нас другой.
     И я шепчу: «Прости, Виталий Палыч,
     Прости мне, что я выжил дорогой».

Н. Добронравов Белоруссия