Песец подкрался незамеченным

   Бил ее плотно сбитый мордастый мужик с аккуратной черной бородой, в которой блестели серебряные нити седины. Он тут, видимо, был за главного - остальные без приказа даже дернуться не решались. Самое интересное, что лиц никто не скрывал - видать, не боялись ни капельки.

   Юля даже не знала самого смешного нюанса - датчик, передававший ее биометрию, был штукой достаточно грубой, с большими допусками, и ни на легкое опьянение, ни на здоровый сон не отреагировал. Ну а потом, соответственно, не отреагировал и на удар - для здоровья не опасно, да и болевые ощущения притуплены алкоголем. Не будь этого, отец узнал бы о проблеме сразу же, но - не срослось.

   Ну а потом ее по расписанию кормили, вполне, надо сказать, сносно, дедка вот приставили, то ли чтоб охранял, то ли просто так, на всякий случай. Старый болтун, кстати, с гордостью сказал, что похищением руководил его внук, оч-чень многообещающий молодой человек. Юля моментально сделала в памяти зарубочку - вдруг свидеться придется и всерьез поговорить. Не ей - так отцу, он, как мать говорила, человек мстительный. Эти недоделанные бандюки, видать, еще не поняли, с кем связались. Отец - не шестерка, он не оставит эту ситуацию без последствий вне зависимости от результатов, и человек он мстительный, в этом Юля уже убедилась. Она даже лицемерно посочувствовала похитителям, но оставила эти мысли на "потом", если оно будет, это "потом". Сейчас ее больше интересовала собственная судьба.

   Однако пока что ей оставалось только ждать результата переговоров с отцом и тут, о чудо, ей сообщили, что отец согласился заплатить. Это ее не могло не радовать - и то, что отец ее все-таки любит, и, самое главное, то, что сама она останется жива. Но к радости примешивался легкий налет разочарования - не так и крут оказался папаша. Брутальный мужик, все дела, а как надавили посильнее - так и потек. Права мать была - тряпка он, если копнуть поглубже.

   Похоже, после получения согласия от Ковалева, похитители расслабились окончательно - в помещение из коридора проник слабый запах "травки", где-то раздавался громкий смех, женские повизгивания. Вообще, Юля не могла понять, где она находится - похоже на подвал, стены бетонные, влажные, да и сверху доносятся шаги, окон нет. Однако, судя по услышанным ею обрывкам разговоров, на этом уровне находились вполне жилые комнаты. Кто по своей воле согласится жить в подвале? Она так и спросила старика, а тот, от большого, видимо, ума, ответил, что да, они в подвале, просто подвал большой, а народу много, человек под тридцать только мужчин собралось, наверху всех не разместишь, вот некоторых здесь поселить и пришлось.

   Потом принесли обед - похоже, с закосом под праздничный, даже с тортом. Уверились видать, гады, что все у них получится. Юлю затрясло от гнева, но она справилась с собой, даже мило улыбнулась, а потом задремала или, точнее, заставила себя заснуть - так быстрее шло время.

   Проснулась она от шума. Открывать глаза не спешила, посмотрела через сомкнутые веки - ну да, слух ее не обманул. В помещении кроме нее и неразлучного деда находился третий - тот самый, с сальными глазами, и они с дедом громко спорили. О чем шел спор Юля не понимала - орали цыгане на своем языке, но судя по красноречивым взглядам сального, которые он бросал в ее сторону, и его нетерпеливой жестикуляции, ничего хорошего от разговора ей ждать не приходилось.

   Однако дед, имени которого она так и не удосужилась спросить, явно был против того, что требовал сальный и, хотя тот был на пол головы выше и явно сильнее, но дед давил авторитетом. Похоже, в местной иерархии старик занимал не последнюю ступень - для осаживания молодого нахала его положения явно было достаточно, однако и разгоряченный "травкой" (запашок от него шел соответствующий) молокосос отступать не хотел.

   Неизвестно, чем бы кончился спор, молодой, явно играя на публику и изображая крутого, уже стал картинно хвататься за пистолет, заткнутый за пояс, но тут на шум вошел тот самый, с бородой и толстой мордой. Без лишних слов он врезал молодому по зубам, да так, что тот вылетел через дверь спиной вперед, а потом выдал ему вслед фразу, состоящую, казалось, из одних матюгов.[45] После этого он в грубой форме отчитал старика и вышел.