Пещера чудовищ(изд.1943)

Охваченный смущением и отчаянием, я бормотал страстные извинения. Мои руки умоляюще протянулись к ней…

Я сохранил листок орешника, который коснулся моего виска в минуту нашего первого поцелуя. Вот он лежит сейчас передо мной на столе, еще зеленый, но уже высохший.

На следующий день Жан Лебри сдался без боя. Мы условились, когда я приступлю к его осмотру при помощи рентгеновских лучей. Во время войны городская больница в Бельвю была обращена в военный лазарет, и ее оборудование было пополнено множеством различных аппаратов и приспособлений. Некоторые из них потом так и остались в руках у гражданского больничного персонала. Между прочим, при больнице в отдельном павильоне был устроен и прекрасный рентгеновский кабинет, отвечавший последним требованиям науки и техники. Этим кабинетом у нас пользовались очень редко и всегда под моим руководством.

Днем я зашел в больницу, чтобы проверить рентгеновский аппарат и убедиться, исправно ли он работает. Все шло отлично. Я предупредил своего помощника, что на завтрашнем сеансе я не нуждаюсь в его услугах, но прошу его особенно тщательно все приготовить. Кроме того, я попросил заготовить несколько очень чувствительных пластинок. Я все еще таил надежду на то, что Жан Лебри разрешит мне сделать снимок внутреннего состояния его электроскопов. В глубине души я, признаться, рассчитывал на то, что мне удастся, может быть, это сделать без его ведома.

Глядя на дымчато-молочный экран, я невольно дрожал от волнения, и в голове у меня проносился целый вихрь мыслей. Завтра – стоит только захотеть – на этом экране появятся очертания скелета Жана Лебри. Он предстанет передо мной, как роковой призрак, чтобы сказать о дне его смерти. А может быть (впрочем, это «может быть» зависит только от меня самого), благодаря этому же экрану начнет разъясняться неразгаданная доселе тайна изумительного открытия шестого чувства.

Когда я вышел из больницы, уже смеркалось.

Вернувшись к себе, я наскоро пообедал и принялся пополнять и проверять заметки, которые должны были лечь в основу подготовляемого мною научного труда.

Моя работа была прервана странным ощущением. Мне показалось, что на улице происходит какая-то зловещая суетня; раздался шум торопливых шагов, какой-то гул. Внезапно зазвучал набат. Резкий трубный звук оповестил среди ночи о сборе всех пожарных частей.

Зарево пожара заливало красным светом квартал св. Фортуната. На огненном фоне отчетливо вырисовывался силуэт высоких больничных построек. Поскольку я мог судить, пожар вспыхнул именно там. Я чувствовал, что у меня сдавило горло.

– Прозоп! – воскликнул я в своем одиночестве.

Спустя несколько минут мои опасения подтвердились. Добежав до пожарища, я увидел, что рентгеновский кабинет охвачен морем ревущего пламени. К счастью, павильон был изолирован, и это обстоятельство дало возможность предотвратить дальнейшее несчастье и спасти от огня больничные палаты.

9. ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ФЕНОМЕНА

Следствию так и не удалось установить, каким образом произошел пожар. Я тщательно пытался доказать, что он произошел несомненно по злому умыслу. Многие полагали, что я настаиваю на этом объяснении просто для того, чтобы снять с себя ответственность или скрыть какую-нибудь неосторожность, которую я сам совершил. Вскоре я понял, что благоразумнее всего будет молчать. Да, кроме того, разве не было в самом деле «неосторожностью» с моей стороны подготовлять радиографический сеанс, совершенно этого не скрывая? Лично я ни на секунду не сомневался в истинном положении вещей: Прозоп за нами следил. Он держал в Бельвю наемных шпионов. А раз я пришел к такому заключению, неизбежно должно было явиться опасение, что Жан Лебри непременно находится под угрозой нападения.

Раньше всего я должен был посчитаться с мнением его самого. Мы долго вместе обсуждали этот вопрос – Жан и я. Я настаивал на том, чтобы он разрешил мне довести до сведения полиции угрожающую ему опасность. Но он отклонил это предложение. Ему казалось, что это будет очень трудно сделать, не нарушив тайны его глаз, и на этот раз мне снова пришлось повторить ему свое обещание молчать.

В конце концов мы порешили, что каждый из нас примет со своей стороны все возможные меры предосторожности. На этом дело и кончилось.

Но я должен сказать, что был момент, когда я был готов поделиться своими опасениями с мадемуазель Грив. Ведь Жан не мог – да и не хотел – внезапно прекратить свои прогулки с ней, а мне казалось крайне неосмотрительным допустить, чтобы этот беспомощный больной, над которым нависла такая страшная угроза, бродил по лесам вдвоем с Фанни – с молоденькой девушкой, почти ребенком.