Пещера Лейхтвейса. Том третий

— Не одну руку мы поднимем, — заревел кузнец, — а обе вместе, и притом немедленно. Что нам за дело до герцогских солдат? Нам и до самого герцога дела нет. Он нас не кормит, когда мы голодны, а выжимает из нас подати так, что мы не знаем ни отдыха, ни сна от работы. Пусть Лейхтвейс разбойник, но он принимает участие в бедняках, он карает ростовщиков-угнетателей и тех, которые прокучивают деньги, отобранные у несчастных.

— Лейхтвейс убийца, — кричал Преториус, — он убил рыжего Иоста!

— За это мы должны вечно благодарить его, — возразил кузнец, — если же он в чем и виновен, то разве только в том, что не убил рыжего Иоста пятью годами раньше.

— Предупреждаю вас в последний раз. Не доводите дела до крайности. У вас дома остались матери, жены, дети. Не рискуйте их жизнями ради негодяя.

— Вперед, ребята! — заревел кузнец. — Мы пришли сюда не для того, чтобы вести переговоры.

— Постойте! — крикнул Преториус. — Вы пришли, чтобы спасти Лейхтвейса. Могу вас уверить, что Лейхтвейса более не существует. Я сам его убил.

— Ложь! — прозвучал звонкий женский голос из окна верхнего этажа. — Лейхтвейс ранен, но жив.

У окна, озаряемая лунным светом, появилась Лора.

— Да здравствует Лора фон Берген! — заревела толпа. — Да здравствует Лейхтвейс! Выручайте его! Вырвите его из рук полицейских!

Вслед за этим разыгралась сцена, не поддающаяся описанию, которая могла бы показаться вымыслом, если бы не была засвидетельствована историческими документами. Добровольные борцы за Лейхтвейса, размахивая своим оружием, устремились на солдат.

— В штыки! — скомандовал Преториус. — Не щадите никого. Бейте всех. Эти несчастные сами виноваты в своей погибели.

Солдаты подпустили нападающих на некоторое расстояние, а затем бросились на них. Произошло ужасное столкновение. Если Преториус воображал, что толпа испугается штыков и разбежится при первом же натиске, то жестоко ошибся. Доцгеймские и бибрихские крестьяне яростно кинулись на солдат. Известие о том, что Лейхтвейс ранен, еще больше обозлило их. Штыки оказались бессильны в борьбе с косами, ружейные приклады разлетались вдребезги о молоты и топоры.

Минут десять продолжался ужасный бой, и все время преимущество было на стороне толпы. Ряды солдат убывали, тогда как из избавителей Лейхтвейса ни один не был серьезно ранен. Окровавленные, израненные, в изорванной форме, разбитые в пух и прах, солдаты разбежались, спасаясь бегством в лес, а следователь Преториус, потеряв свой рыжий парик, тоже постарался удрать как можно быстрее.

Когда в саду не осталось ни одного солдата, толпа быстро разошлась, и на месте боя остался на несколько минут один лишь кузнец из Бибриха. Он отбросил свой тяжелый молот, взял нож, подошел к яблоне, под которой еще недавно лежала раненая Елизавета, и вырезал на коре ствола следующие слова:

«Здесь сражались бедняки за Генриха Антона Лейхтвейса, разбойника и браконьера, вполне заслужившего их заступничество».

Надпись эта сохранялась в течение многих лет. Говорят даже, что потомки кузнеца, исполняя его желание, постоянно возобновляли ее и что в конце концов правительство герцогства Нассауского распорядилось срубить эту яблоню. Но так как корни яблони не были уничтожены, то на том же месте будто бы выросло новое дерево. И теперь еще стоит эта яблоня вблизи того места, где некогда находился дом рыжего Иоста.

Когда разбойники убедились, что опасность прошла, они немедленно собрались покинуть негостеприимный дом, причем взяли с собой и труп Ганнеле. Уложив Лейхтвейса, Елизавету и Бруно на носилки, наскоро сделанные из обломков столов и из подушек, Зигрист, Отто, Рорбек и Бенсберг подняли их и понесли своих тяжело раненных товарищей. Быстро прошли они через лес, под склоненными ветвями деревьев. На взволнованные вопросы Лоры о состоянии здоровья ее мужа Зигрист отвечал сначала только пожатием плеч, но в конце концов сказал:

— Господь не захочет отнять у нас предводителя, без которого мы не сумеем жить.

Наконец разбойники прибыли к своему подземному жилищу. Осторожно и бережно раненых спустили вниз.

Когда взошло солнце, озаряя теплыми лучами верхушки деревьев, и жаворонок взвился навстречу дневному свету, Лейхтвейс, царь леса, лежал уже в своем подземелье, борясь со смертью.

Глава 100 МЕСТЬ ГЕРЦОГА

— Мне стыдно, что нечто подобное могло произойти в моей стране. Мне придется краснеть не только перед германскими владетельными герцогами, но и перед всеми монархами Европы.

Эти слова были произнесены герцогом Карлом Нассауским в его кабинете во дворце в Бибрихе дня через два после побоища у дома рыжего Иоста.

Герцог был вне себя от гнева.

Судебный следователь Преториус сделал герцогу подробный доклад. Он был срочно вызван к герцогу и, конечно, не замедлил явиться. Он застал герцога в страшном волнении, шагающим из угла в угол. Доклад Преториуса много раз прерывался гневными возгласами и проклятиями герцога.