Пещера Лейхтвейса. Том третий

Если операция не удастся и Лейхтвейс умрет, тогда они все останутся без главы, без руководителя; им ничего другого не останется, как покинуть, насколько можно скорее, пещеру и бежать куда глаза глядят. Что будет с ними без Лейхтвейса, имя которого, внушавшее ужас и вместе с тем всеми любимое, заменило целое войско? Его имя служило им лучшей защитой. Без него они совсем пропадут. Но Зигрист дрожал и волновался только до тех пор, пока дело не потребовало его полного спокойствия и самообладания. Когда наступила критическая минута, когда он в полном безмолвии приступил к операции, тогда сразу стал спокойным, искусным врачом, решившимся во что бы то ни стало вырвать у смерти намеченную ею жертву.

Лора также показала в эту страшную минуту удивительное присутствие духа.

Рорбек и Резике светили Зигристу; Лора, пристроившись на столе, держала на своих коленях голову возлюбленного.

— Если Лейхтвейс умрет, — сказала Лора себе, — то она примет его последний вздох, на ее руках он отойдет в лучший мир, и последний взгляд его остановится на ней.

Бенсберг исполнял обязанности ассистента Зигриста, он приготовил все, что могло понадобится врачу, вычистил инструменты и вообще был под рукой у Зигриста. Елизавета и Бруно встали с постелей и притащились в столовую, скорее ковыляя, чем ступая: им не терпелось находиться вблизи от операционной комнаты, чтобы знать, что станется с Лейхтвейсом.

Операция, от которой зависело: жизнь или смерть… глубоко под землею… в недрах скалистой пещеры.

Когда мы теперь думаем об операции, то представляем себе пациента на операционном столе; голова его лежит на мягкой подушке. Хирургу помогают несколько врачей-ассистентов: кругом все дышит идеальной чистотой, приняты все меры, чтобы устранить всякую опасность, чтобы пациент не почувствовал боли, его подвергают благодетельному современному средству — наркозу. Из всех открытий XIX столетия самым ценным является, бесспорно, изобретение способа делать самые трудные операции, не причиняя больному ни малейших страданий. Но в былое время… Страшно подумать, в какой ужасной обстановке совершались тогда эти операции. Пациент при полном сознании, чувствуя каждый порез, каждый укол, причиняющий невыносимую боль, должен был смотреть, как у него отнимают руку или ногу… От одного страха можно было умереть.

Зигрист, конечно, не имел других врачебных средств, кроме известных в его время. Даже из них он не мог иметь многого, так как разбойники должны были соблюдать строжайшую осторожность и первое время после последней битвы не рисковали выходить из пещеры. Но Зигрист принялся за работу, уповая на Бога. Он исследовал зондом положение пули. Лейхтвейс охал и стонал и так метался, что Лора с трудом удерживала его; Бенсберг должен был прийти ей на помощь, а Рорбек получил приказание держать ноги больного. Зигрист взял щипцы, запустил их глубоко в рану и… тут наступил критический момент…

Малейшая случайность, самое легкое дрожание руки, и щипцы, задев сердце, могли легко остановить его деятельность, и тогда всему настал бы конец. Всего несколько секунд пробыли щипцы в ране, затем Зигрист медленно, но решительно потянул их назад, и — вздох облегчения вырвался из его груди. Щипцы захватили пулю, извлекли ее из раны, и в следующее мгновение Зигрист вложил ее в дрожащую ручку Лоры.

— Вот, Лора, возьми эту пулю и береги ее. В последнюю неделю эта пуля держала в своей власти твоего мужа. От нее зависело, взять или сохранить эту драгоценную жизнь. Теперь она бессильна, и Бог даст, Генрих Антон Лейхтвейс останется жив.

Лейхтвейс, благодаря своему здоровому организму, ни на минуту не терял сознания. Но он так ослабел, что не мог произнести ни слова. Он только взглядом благодарил Зигриста, Лору и всех окружающих его, но этот взгляд был красноречивее самых жарких излияний.

Как только злополучная пуля была вынута, здоровая кровь и не испорченный излишествами организм Лейхтвейса скоро одержали победу; лихорадка исчезла, наступил укрепляющий сон, и пациент стал просить есть. Сначала ему не давали ничего, кроме молока и вина, но вскоре Зигрист нашел возможным разрешить кусочек нежной молодой дичи. Разбойники с радостью окружали своего атамана самой трогательной заботой и вниманием. Они смотрели ему в глаза и ловили каждое его желание, каждую мысль, исполнение которой могло бы доставить ему удовольствие.

Рорбек ежедневно выходил в лес и возвращался то с глухарем, то с фазаном, то с дикой козой или зайцем. Отто Резике, переодетый и загримированный, ходил в Висбаден, принося оттуда фрукты, зелень или доставал свежее молоко в соседних деревнях. Лора и Елизавета старались друг перед другом угодить и побаловать больного, а Бруно сокращал ему скучные часы болезни интересными разговорами и рассказами, которые Лейхтвейс так любил.